— Прекрасная донна Клара! Исполняя приказание Аманесера, рыцаря рассвета, вызвавшего меня на честный поединок и одолевшего твоим именем…
— Прекрасная донна Клара! Исполняя приказание Аманесера, рыцаря рассвета…
— …приношу к стопам твоим все имущество мое, а также самое жизнь…
— Прекрасная донна Клара…
Два раза на холме появлялись моховые звезды и один раз — костлявый аббат. Пушка работала безотказно. В поклаже одного из побежденных нашелся тюк великолепного табака — я выпускала колечки дыма и ждала, когда вернется Аманесер.
* * *
— Сеньора! Побежденный рыцарь… тьфу, это оруженосец… у ворот!
Я со вздохом поднялась с подушек. Заложенная Аманесером программа требовала, чтобы побежденный приносил свою верность лично мне. Передавать благосклонность через слуг было бесполезно и негуманно — рыцари, оруженосцы или колдуны продолжали стоять у порога под палящим солнцем, ожидая донну Клару собственной персоной. Один старый изможденный колдунишка, которого я заставила подождать каких-то полчаса, помер, едва получив свободу. Стоило мне отпустить его на все четыре стороны, как он облегченно вздохнул и рухнул в пыль…
А сегодня с утра припекало, как в аду. Я накинула кружевную мантилью и вышла на крыльцо чуть поспешнее, чем всегда.
Было тихо — если сравнить с тем тарарамом, который обычно поднимался всякий раз, когда в ворота стучал побежденный. На этот раз посреди двора стоял ровно один мул, нагруженный двумя тюками, а рядом с ним — человек первого порядка, тощий чернявый юноша со шляпой в руке.
Он не был запрограммирован — это я поняла с первого взгляда. Он был напуган, измучен, может быть, слегка побит — но у него не было ни синяков на висках, ни программы в мозгу. Поэтому при виде меня он не завел, как положено, «прекрасную донну Клару», а замер, разинув рот, будто от сильного удивления.
Я улыбнулась. В отличие от всех побежденных чудовищ, вереницей проходивших через наши ворота, парень был хотя бы забавный.
Моя улыбка произвела поразительный эффект. Он издал гортанный звук — не то застонал, не то запел — и улыбнулся в ответ.
— Кто ты, путник? — спросила я насмешливо. — Что тебе надо?
— Вы Клара, — сказал он, все еще улыбаясь.
— Донна Клара, — автоматически поправила я.
На его безмятежное чело будто набежала маленькая тучка. Он сдвинул пыльные брови:
— Прекрасная… донна Клара… как вы прекрасны!
И замолчал.
* * *
Его звали Диего, и ему довелось прослужить в оруженосцах всего три месяца. Его рыцарь был из людей первого порядка (из костей и мяса! — с гордостью повторял Диего) и большую часть времени проводил не в боях и не в дороге, а за обеденным столом. Пока ему попадались такие же умеренные, смирные рыцари, удавалось решить исход поединка с помощью игральных костей. Но в один несчастный день на перепутье он повстречался с Аманесером.
— Наповал, — рассказывал Диего, печально почесывая бровь. — Мой хозяин не успел даже охнуть, сеньора. Превратился в мешок с фаршем… а ведь собирался вечером гульнуть в трактире! Так и говорил: нынче вечером, Диего, мы с тобой погудим. А сеньор Аманесер копьем его — тресь! И все…
Одолев соперника, Аманесер приступил к инвентаризации его имущества. Оказалось, что инвентаризировать нечего: доспехи не заслуживают внимания, денег мало, а запас провизии давно нуждается в пополнении. Из всего, достойного быть принесенным к моим ногам, в распоряжении Аманесера оказались только мул и оруженосец.
— Ох и страшным мне показался ваш сеньор, — шепотом рассказывал Диего. — Я думал, он… ну прямо из преисподней, прости Господи, типун мне на язык. От его голоса у меня прямо… ну… не важно. Все внутри тряслось, вот. Он достал какие-то липучки и хотел уже ко мне прилаживать, но потом пожалел, видать. А дело было к ночи… место ровное… того и гляди, костлявый аббат какой-нибудь выскочит. Он огонь развел и рядом меч положил. Садись, говорит, не бойся. Я и сел. Он меня вяленым мясом угостил и стал рассказывать, донна Клара… о вас. Всю ночь — о вас. Какие у вас глаза. Какие волосы. Какие… ну… Я всю ночь, сеньора, был счастлив. Вот честно. Забыл про рыцаря своего неудачливого, про страх свой, про костлявого аббата. Все забыл. И я понял, донна Клара, я понял! Дон Аманесер — он непобедимый, сеньора, он против целого войска великанов может выходить, и… наповал! Наповал! — Диего размахивал воображаемым мечом, сосульки вьющихся темных волос мотались на светлом мальчишеском лбу. — Он всех там положит, потому что — во имя вас. Я теперь понимаю. Утром, когда он сказал: поедешь к донне Кларе, принесешь ей покорность, — я сказал: спасибо. Он, кажется, удивился.
Диего улыбался, смотрел без страха и даже без надлежащей робости. Нахальный сопляк; я видела, будто воочию, эту сцену: горящий костер… Аманесер… и как этот мальчишка его слушает. И как у них обоих горят глаза.
— Даже если бы он не велел мне и дороги не сказал, я все равно искал бы вас и в конце концов нашел. А что осталось после моего бедного господина не так много, так за это я к вам слугой наймусь, и без платы совсем, только кормите. Я все умею. Овец доить, масло сбивать, шкуры снимать, танцевать! Петь! Да на мне можно воду возить, только прикажите, я знаете, какой здоровый?!
Он перечислял свои таланты, заглядывая мне в лицо, будто пытаясь прочитать там подсказку. Будто сейчас я скажу: ну вот, в танцорах и водовозах мы нуждаемся больше всего.
Он замолчал, а я все еще улыбалась.
* * *
К чести Диего, он почти не попадался мне на глаза. Он делал все, что поручал ему дворецкий, скоблил и мыл, подавал и приносил — и при этом обожал меня издали, деликатно, не давая ни малейшего повода заподозрить его в назойливости.
А потом я нашла ему лучшее применение. Выдалась нелегкая ночь — моховые звезды, а потом еще какая-то новая дрянь, которой и названия, наверное, не придумали. Слава Богу, в нашей пушке был теперь аккумулятор от того мускулистого рыцаря, а то пришлось бы Аманесеру возвращаться на пепелище. И вот, когда я сидела на крыше с пушкой, трубкой и невеселыми думами, рядом появился Диего.
Этот парень был просто прирожденный канонир! Как-то само собой оказалось, что мне на дежурстве делать нечего — я могу идти отдыхать во внутреннем дворике, сидеть у огня или просто спать, пока Диего, верный мне, как собственное сердце, косит опасных гостей направо и налево. И затрачивает, между прочим, вдвое меньше энергии!
— Как тебе это удается? — спросила я утром, изучая отчет об энергозатратах, предоставленный пушкой.
Диего скромно улыбнулся:
