- Когда ты первый раз увидел Сашу?
- Мы договорились встретиться сегодня. Я подъехал на Щелковский автовокзал. Он взял меня в свою машину. В Реутове сидели и мирно беседовали... Тут так все неожиданно произошло, - пленник всхлипнул, вытер ладонью лицо. - Не убивайте... Пожалуйста.
- А зачем ты нам нужен? - В голосе Султана засквозила заинтересованность.
- Я заплачу.
- Пятьдесят тысяч долларов, - хмыкнул чеченский бандит.
- Больше у меня нет.
- А если уши резать начнем? - широко улыбнулся Султан.
- Больше семидесяти тысяч долларов я не могу отдать!
- Семьдесят, - Сельмурзаев хмыкнул, посмотрел на пленника, потом на воодушевившегося Султана, почуявшего запах денег. - Вы пока поторгуйтесь, он поднялся со стула.
- Поторгуемся, - многообещающе произнес Султан.
Депутат резко поднялся и вышел. Голова его болела, стискивало виски. Хотя тупая злость и раздражение немножко отступили. Странно, но разговор с этим неказистым и бесполезным человечишкой немного успокоил его. Приятно созерцать раздавленного червяка, который преданно смотрит на тебя и ждет решения своей участи.
Сельмурзаев поднялся из подвала наверх. Вышел на улицу, в промозглый вечер. Кивнул одному из телохранителей:
- Бадри, останешься здесь. Будешь сторожить пленного. Там Султан с ним насчет выкупа беседует. Будь в курсе. Доля наша.
- Понял, - кивнул телохранитель. Слова хозяина насчет денег его воодушевили. Сельмурзаев никогда не обделял своих бойцов при дележках.
- Поехали, - кивнул депутат своему главному телохранителю Ломали Махмадхаджиеву.
Роскошный, как рояль, бронированный "Мерседес" качнулся под весом Сельмурзаева, кожаные сиденья мягко приняли тяжелое, мускулистое тело. Машины тронулись. Депутат расслабился. Головная боль отступала. Он прикрыл глаза и задремал.
А Султан принялся за любимое дело - разработку плана, как выбить деньги, организовать безопасное их получение да еще чтобы, в конце концов, втихаря заложника удушить и похоронить. Этот доходяга, заказчик киллеров, знал чересчур много, чтобы дальше топтать землю. Его надлежало закопать в эту самую землю.
Заложнику сунули мобильник.
- Звони родственникам, - Султан для острастки влепил пленнику увесистую пощечину. - Компаньонам. Всем, у кого есть деньги.
Он перевидал на своем веку много заложников. В Грозном была целая невольничья биржа, куда свозили этих нелюдей. Избитые, измордованные, жалкие. Некоторые ломались долго, некоторые очень быстро. Но этот слизняк нечто особенное даже среди русских скотов. Ни мужчина, ни женщина, так, тварь какая-то неопределенная. И надо же, деньги как-то делал!
- Да, да, конечно, - кивал Анатолий Алексеевич. - У меня нет родных.
- Сиротинушка, - хохотнул Султан. - Мне не нужны твои родные. Мне нужны деньги.
- Будут деньги... Будут...
Пленный снова и снова набирал телефонные номера. Безуспешно...
Султан, зарычав, повалил его на пол. Ударил пару раз ногой по ребрам.
- Ты крутить вздумал, сука?
- Нет... Еще звонок... Попозже. Они будут!
- Ладно. Давай данные на твою фирму...
Паспорт у заложника был при себе. В него вложены какие-то квитанции, бумажки.
Султан посмотрел на часы. У него на сегодняшний день было намечено решение еще одной небольшой, но довольно важной проблемы.
- Я поехал, - сказал он своим цепным псам. - Без меня барана не уродуйте. Завтра приеду, продолжим...
Анатолия Алексеевича оставили в подвале в полном одиночестве. Здесь было прохладно. Выйти отсюда можно было только поднявшись по крайне ненадежной на вид алюминиевой лестнице, ведущей к металлическому люку. Лампочка светила тускло. Из мебели наличествовало несколько покосившихся стульев, на которых можно было устроиться на ночь.
Заложник уселся на стуле, откинулся на спинку, скрестив руки на груди, прикрыл глаза.
В этой позе просидел часа полтора.
Люк открылся. В подвал протиснулся грузный, с одышкой Бадри, которого Сельмурзаев оставил присматривать за пленным. Поставил на пол поднос с какой-то похлебкой и хлебом. Пнул ногой пленного.
- Жри, сука...
Заложник закивал, послушно схватил еду и стал жадно ее поедать.
- Жри, собака, жри. - Бадри наслаждался видом униженного человека.
Пленный, держа почти опустошенную тарелку, опасливо поднял глаза на Бадри и спросил:
- А можно у вас попросить стакан воды?
Бадри размашистым ударом руки выбил тарелку, так что она подлетела и покатилась с грохотом по полу. Влепил пощечину заложнику и зарычал, как разбуженная злая псина:
- Запомни. Ты никто. Ты раб. Ты должен делать то, что тебе говорят. И брать то, что дают. Ты понял?
- Понял.
- И не разевать рот, когда не спрашивают. Ты понял?
- Понял.
Бадри отвесил ему затрещину. Заложник пригнулся, и рука только скользнула по его макушке.
- Ты ничего не понял... Теперь говори.
- Я все понял... Я буду делать, как вы хотите, - мягко заговорил пленный. - Я хочу жить...
Голос его приобрел какие-то воркующие интонации.
- Зачем ты бьешь меня? - продолжал, не обращая внимания на мечущего глазами молнии Бадри. - Мне же больно. Я человек, как и ты. Я ощущаю боль. Представь, что ты бьешь себя... Мы едины. Мы все люди. Наши души соприкасаются...
Бадри застыл, ощущая себя как-то странно. Слова этого человека окутывали его, сдавливали мягко, но мощно, как кольца анаконды. Лишали обычного его стремления к импульсивным, жестоким действиям.
- Я тоже человек, - пленник приблизился к тюремщику и перешел на шепот: - Я мог бы стать твоим другом... Я стану твоим другом... Я стану твоим братом...
* * *
Глеб обнял Настю.
- Это надолго? - спросила она.
- Я не знаю... Все очень сложно... Я не могу тебе сказать всего... Пойми, Настюха...
- Я понимаю... - Она прижалась к нему.
Ветер трепал ее просторный, модный, ярко-зеленый плащ, в котором она походила на фею леса. Они стояли около невзрачного "Москвича". Человек за рулем терпеливо ждал. Он будет ждать сколько угодно, не выказывая ни малейшего недовольства. Это его работа - ждать и делать то, что прикажут.
- Папка, а мы море увидим? - дергал Глеба за куртку Вовка.
- Увидите.
- А там вода черная?
- Почему черная?
- Так море Черное...
- Море Черное, а вода зеленая.
- В Черном море должна быть черная вода, - озадачился Вовка такой явной несообразностью.
- А в Красном море? - полюбопытствовал Глеб.
- Красная... Пап, а...
- Стоп. Молчать, - Глеб взял сына на руки, подкинул.
- А я буду плавать? - не обращая внимания на приказ молчать, продолжал донимать вопросами малыш.
- Будешь...
Машины стояли, прижавшись к обочине трассы, ведущей на аэропорт "Шереметьево-2". Это был миг прощания. Надолго? Навсегда?
