Высоко над головой тянулись электрические провода к белой санаторной вилле между пиками деревьев. По проводу, тихонько пересвистываясь, прогуливались две крохотные птахи, именно прогуливались, не падая и не взлетая.
— Пернатые канатоходцы, — сказал я.
— Как в цирке, — улыбнулась Линнет.
— Там сетка. А на земле ее нет.
— Ты имеешь в виду — в жизни?
— Конечно. Мы же канатоходцы. Только без страховочного троса и без баланса. И уж конечно без предохранительной сетки вот так. А пока мы просто в отпуску.
— Отпуск кончился, Чабби, — вздохнула Линнет. — Возвращаюсь к канату.
— Получила вызов?
— Еще утром. А вечером улетаю.
— Завидую, — сказал я.
— Равнодушно завидуешь.
— Почему равнодушно — уверенно. С надеждой, что и я получу такой же завтра или послезавтра.
— Грустно, не правда ли?
— Профессия.
Перерыв, который и отпуском-то назвать нельзя было, подходил к концу.
И у Линнет и у меня.
Встретимся ли?
— Директора Бигля просят обождать три минуты в приемной, — пропел мелодичный невидимый голос. — Следите за световым табло.
«Пока еще директор, — внутренне усмехнулся Бигль, — только интересно, какого ведомства. Санитарного или кладбищенского? И всего три минуты. Что ж, обождем».
В приемной, как всегда, было пусто. Шеф СВК принимал лишь в крайних, исключительных случаях — обычно разговаривал только по видео. Но случай с Биглем был исключительным. Он уже не занимал никакого поста, и видео у него не было.
Нескрываемо ухмыляясь — пусть Снимают хоть все закамуфлированные телепередатчики, — Бигль подошел к стене-окну, откуда открывалась панорама города. Новые улицы и площади вытеснили старые уголки: сохранившиеся еще с прошлого столетия здания казались старомодными провинциалами среди изысканных светских львов — причудливых сооружений, капризных геометрических форм, пересеченных садами и парками, вмонтированными в стальной или пластиковый каркас этажей. Все знакомо до мелочей. Родной город, родной дом. Даже в этой приемной все памятно — и масштабы манежа, и сверкающая эмалью и никелем пустота. А сердце сжимается от гнева и горечи за это издевательство над словом родной. Третий десяток лет он здесь, в чужой шкуре, в чужом стане, и все приглядевшееся, привычное, примелькавшееся не могло стать и не стало близким. Мир этот не отмылся оттого, что он, Бигль, живет по кодексу его законов, традиций и правил, и даже поношенный мундир свой надевает с утра с ненавистью, подавить которую бессилен, несмотря на все ухищрения мимикрии. И сейчас после потаенной поездки домой эта ненависть оборачивается физической тошнотой, перехватывающей горло. Три минуты! Что ж, он подождет эти три минуты, хотя они и кажутся ему часами, как в хирургической палате перед операцией.
Световое табло заиграло всеми красками спектра. Бигль подтянул мундир, поправил сбившиеся волосы и шагнул к неотличимой от стены двери.
— Я жду, Бигль, — сказала она знакомым голосом.
Над столом, как желтый фонарь, сияло одутловатое лицо шефа.
— Садитесь, Бигль.
Бигль сел, сохраняя почтительную неподвижность.
— Мне бы очень не хотелось, Бигль, чтобы вы затаили обиду.
— На что? — пожал плечами Бигль. — За то, что я упустил Дока и прозевал связи слама с разведчиком? Грубейшие ошибки и, естественно, закономерные последствия.
— Я уважаю строгость вашей самооценки, Бигль, — сказал шеф, — но вы преувеличиваете. Последствия не столь уж трагичны. Вы просто возвращаетесь к своим сомниферам. Чему вы улыбаетесь?
— Вспомнил ваши слова: «Вы переросли их, Бигль». Значит, не перерос.
— Вернее, мы их недооценили. Они помогут не только выявлять сопротивляющихся, но и воспитывать подчинявшихся. Есть новые модели с гипноэффектом, запрограммированные на воспитание поощряемых навыков — не мысли самостоятельно, доверяй ведущим тебя, пресекай крамолу даже у себя дома и не жди, когда на тебя донесут, — доноси первым.
— Это эксперимент? — спросил Бигль.
— Пока да. Но мы надеемся на его успех.
Надейтесь, подумал Бигль. Во-первых, сомнифер, как и любой механизм, можно реконструировать. Снять гипноэффект или заменить программу. Во-вторых, электронное воздействие требует электронного же контроля — новых массовых серий машин, способных проверить программную направленность сомниферов. Таких машин еще нет. И будут ли? Эксперимент явно строился на песке, но Бигль перехватил восторженный взгляд шефа и сразу понял, что от него хотят.
— Полезный эксперимент, — сказал он. — Попробуем. — И встал.
Шеф тоже встал.
— Кстати, — добавил он, — ваше ходатайство о возвращении Ли Джексона на работу удовлетворено. Перебежчик, вкусивший сладости слама, может оказаться полезным. Возьмете его к себе с организацией тщательной проверки и наблюдения.
— Будет исполнено, — заключил Бигль.
Ему очень хотелось взглянуть на преображенного Ли, и он не разочаровался. Ли похудел, вырос и научился скрывать свои чувства. Ничего не отразилось на лице его при виде Бигля.
— Младший блок-инспектор Ли Джексон к смене готов, — отчеканил он.
— Не будем ворошить прошлого, сынок, — сказал Бигль. — Приступай. Работа знакомая, рутина.
Мальчишка уже многому научился — не только чувства скрывать. Ретив. Вдумчив. Нацелен. Хорошо. Сколько таких Ли пройдет через Бигля, одинаково его презирающих и готовых отдать жизнь по приказу Первого. Метаморфозы Бигля им неизвестны.
Но в этом и состоит своеобразие его пока еще нужной профессии.
