— Оракул слушает, — повторила жрица.
Железная шеренга в глубине Омфала пошевелилась. Размеренно тесня толпу, вперед пошли люди короля Зета Брагансы.
Арелла не дрогнула. Ее лицо исказилось не мятой гримасою страха, а вдруг вздыбилось и застыло страшной маской слепого гнева, она скрежетнула зубами.
— Как смеете вы, черви, идти к алтарю оракула с оружием в руках? — Этот голос, сиплый и еле сдерживаемый от великой ярости, поверг в ужас многих людей, и они против своей воли пали на колени. Но солдаты еще шли.
— На колени!
Звук этого голоса, исходящего из слабой груди женщины, имел какую-то силу: солдаты встали.
— На колени!
Шеренги дрогнули. Каменные лики потолка язвительно заухмылялись.
— К оружию! — громко бросил еще один голос, и перед солдатами очутился сам король. Сейчас Браганса был в боевом облачении, в руке он держал отсвечивающий белым клинок. Этим клинком он указал на постамент Ареллы.
— Вперед! Это не более чем пустое место!
Солдаты вновь двинулись вперед, и толпа, эта подвластная прямым приказам масса, также поперла, наседая на помост. Арелла уже видела совсем близко их, людей, которых видела всегда через фиолетовую призму горделивой властности, и вот, уже рядом они, ополчились на меня сильные!
— Назад!
Снофру был очень властен сейчас. Он стоял выпрямившись, с простертой над толпою рукой, с каменеющим лицом, на котором сверкали глаза.
— Вперед! — Голос Брагансы.
— Назад! Или Трисмегист сожжет вас огнем!
— Вперед! — снова крикнул Браганса.
Снофру стал что-то говорить, и в этот момент голос отказал ему. То ли дав хрипотцу, то ли закашлявшись, он на мгновение умолк. Он поднес сжатый кулак к груди, лицо его напряглось, лоб прорезали мучительные складки: он пытался снова взять контроль над собой. Но и этого мгновения хватило, чтобы первый человек из толпы, самый храбрый и злой, взобрался на помост рядом с ним. Снофру глянул на него — в глазах ничего, кроме изумления, — человек ударил его коротким ножом, толкнул в толпу. Мес вскочил, не веря своим глазам. События развертывались стремительно. Арелла вскрикнула. Тело жреца с раной в плече, забрызганной кровью, исчезло в толпе. На помосте было уже шестеро. Все они шли к Арелле. Мес никогда в жизни не видел ничего гнуснее их улыбок.
Когда он возник прямо посреди них, молчаливый и как бы погруженный в себя, они оцепенели. Жезлом он смахнул двоих с помоста, одного послал под потолок — висеть, держась за один из ликов, троих убил тут же, на месте. Толпа ахнула, и звучало это именно как «а-ах!» — и схлынула. Теперь она смотрела на него с расстояния. С громким криком висевший под потолком сорвался и рухнул вниз, вдребезги разбившись о белый пол великого святилища Трисмегиста. Наступила немотная тишина. Казалось, один Браганса ничему не удивляется. Но и он тоже молча смотрел на Меса.
— Ну ладно, — произнес тот, и эти слова стали в тишине такими же, как и удар гонга, — громкими и отрывистыми. Он взял Ареллу за руку. — Пойдем.
Тысячеголовая гидра перед помостом вздрогнула и подалась вперед, под давлением голоса Брагансы, вновь скомандовавшего атаку. Мес остановился, сказал Арелле» «Иди», а потом, когда она исчезла, повернулся лицом к толпе.
— Опять, что ли? — спросил он ее.
— Возьмите его! — крикнул из тела толпы Браганса.
Мес жезлом разделил толпу надвое, и из образовавшегося широкого прохода поднялось, покачиваясь, горизонтально лежащее в воздухе истерзанное тело Снофру. Мес тихо смотрел на него, шевеля губами, как будто читая отходную, пока тело жреца медленно плыло по воздуху к помосту. Здесь оно неслышно улеглось и затихло недвижимо. Темная густая кровь оросила камни помоста, и, как будто отвечая этому, единственная слеза скатилась по щеке Меса.
Он молча повернулся к тупо взиравшей на происходящее толпе, и под властью его жезла в воздух поднялись, извиваясь, уже трое живых. Эти люди добили раненого жреца.
— Превратитесь, вы трое, в змею, крапиву и статую, — сказал негромко Мес, и они, закричав, превратились: один — в отвратительную желтую змею, тут же растоптанную ногами забоявшейся толпы, другой — в жухлый крапивный пук, отброшенный далеко под помост, и третий — в уродливую каменную статую, которая упала на пол и разлетелась на множество кусков.
Толпа шарахнулась назад, и тут, растолкав всех, вперед вышел Браганса.
Я хотел видеть тебя, Трисмегист, видеть во плоти, а не в камне, как в прошлый раз. Ты теперь также облечен Властью? Да, и ты дал мне ее. Будь же благодарен мне за это. Я благодарен, но и не понимаю: ты, как всегда, пограничник, ни за тех и ни за этих. Зато ты против. Говори же с ним, со своим установленным противником, не со мной. Зачем ты напал на дом мой, освященный моими словами? Я все могу. Я — Rex Mundi. Я имею на это право. Никто не имеет права. Ни у кого нет прав. Нет права и у тебя, человек. Я — Лжечеловек, великий борец. Ты — ничто, песчинка в доме бога. Ты — тоже ничто, но мы хотим сделать из тебя что-то. Например? Например, нашего пособника. Какое неприятное слово ты выбрал! Пособник! Пособник, сообщник, содельник. Преступление, беззаконие, смерть. Против него ли ты? Да, я против него, но не за вас. Ибо я перестал слепо жаждать его крови, которая и так уже один раз пролилась. Что — переговоры? Если возможно. Мой друг — Сет. Он являлся мне и благословил меня. Заплачь слезами восторга, и тогда картина твоего откровения будет полнее. Нет, Трисмегист, ты не наш. А кто дал тебе язык — выбирать? Сет дал мне язык. Арес дал мне язык. И другие, наши, дали мне язык — выбирать и решать. И ты был среди них, когда был еще наш. Ибо я — повелитель над вашим роковым, многовековым ужасом. Я — повелитель над Гогна.
При этих словах Мес застыл на месте. Он не ожидал услышать это слово из уст Брагансы, хотя и знал, что перед — не обычный человек. Он медленно спросил.
Гогна? Ты сказал — Гогна? Приятно видеть тебя удивленным, Трисмегист. Да, я сказал «Гогна». И… где они? Они перед тобой. Что? Хм. И на этот раз ты не ослышался. Они перед тобой. Вот они. Видишь? Вот эти люди, вот они, — это Гогна. И другие, которых здесь нет, — они тоже Гогна. И многие на многих мирах — и они Гогна. Почему? Потому что они ни во что не верят. Они неверящие, неверующие, и потому они — Гогна. Они властны только над самими собой и не следуют законам миров, а потому они — боги самих себя, правящие своими собственными маленькими мирками. Они — Безглазые Боги, ибо не видят ничего вокруг. Что же, они не правы?
Браганса рассмеялся.
Почему же, они по-своему правы. Просто они тупы, жестоки, коварны, двуличны, подлы и поэтому — легкая добыча для меня и тех, кто надо мной. Они хорошо организуются, прекрасные исполнители, легко наводят страх и абсолютно не приручаются. Это — цепные псы, Трисмегист. Сыны проклятия.
