Вдруг Ульна меня встряхнула.
– Мислики! Они возвращаются!
На этот раз они возвращались ползком, огибая горы металлических трупов. Решив, что двум смертям не бывать, мы подпустили их как можно ближе и начали расстреливать в упор. Один мислик успел взлететь; мы с трудом увернулись, он с ходу проломил дверь, которая была у нас за спиной.
Ульна бросилась в отверстие, я последовал за ней. Мы очутились в обширной комнате с бесформенными обломками в тех местах, где, видимо, когда-то стояла мебель. Напрасно искали мы лестницу или лифт, чтобы проникнуть в верхние этажи. Если таковые и существовали, то они, наверное, давно обрушились. Зато мы обнаружили ход в низкий подземный туннель, где я мог идти только согнувшись. Вскоре стало ясно, что этот туннель тянется параллельно второй улице, расположенной под первой. Мы продолжали идти по нему, не обращая внимания на боковые ответвления: все они, как мы убедились, вели в такие же комнаты, как те, через которую мы вошли, голые или заваленные совершенно бесполезными для нас обломками. В тот момент мне было явно не до археологических изысканий!
Затем, почти неощутимо, туннель пошел под уклон. Мы не обратили на это внимания и продолжали идти, как во сне, пока я с размаху не налетел на металлическую дверь. Дальше пути не было. Но на этой двери я впервые увидел барельеф – огненное колесо или стилизованное изображение солнца.
Только теперь, когда идти дальше было некуда, почувствовали мы всю тяжесть усталости. Вот уже десять часов, как мы были на ногах. Воздуха у нас оставалось всего на час. Машинально взглянул я на барометр, укрепленный на запястье моего скафандра: атмосферное давление уже не было нулевым, и термометр, показывал +8°. Значит, мы были в зоне, недоступной для мисликов. И здесь был воздух, но в ничтожных количествах. Его не хватило бы даже для того, чтобы пустить в ход легкие компрессоры, укрепленные у нас на плечами. Но тем не менее это был добрый знак: может быть, за металлической дверью атмосфера не так разрежена!
Мы начали лихорадочно осматривать дверь. В ней не оказалось ни замка, ни скважины, но я уже был знаком с более совершенными системами дверных запоров. Терпеливо, сантиметр за сантиметром ощупывали мы поверхность двери, поочередно нажимали на каждый луч солнца, пытались их повернуть. Все было напрасно. Прошло уже полчаса. Медленно, неотвратимо стрелка манометра кислородных баллонов приближалась к нулю.
Мы уже теряли последнюю надежду, когда дверь вдруг со скрежетом распахнулась. Мы закрыли ее за собой; вторая точно такая же дверь преграждала нам путь.
– Шлюзовая камера, – пробормотала Ульна. – Может быть, за второй дверью есть воздух?
Мы попытались вспомнить, при каких обстоятельствах открылась первая дверь, и вскоре нам это удалось: нужно было нажать на верхний луч и слегка отвести его влево. И вот мы очутились в темной комнате, где барометр показывал почти одну эллийскую атмосферу. Я включил анализатор – его трубки покраснели одна за другой: кислорода достаточно, никаких ядовитых газов нет. Осторожно отвинтил я окошечко своего шлема, сделал первый вдох. Воздух был сух, свеж и вполне пригоден для дыхания. Мы были спасены! Или, во всяком случае, получили отсрочку.
Обширная комната была голой, пустой и, видимо, не имела другого выхода, кроме той двери, через которую мы вошли. Прежде всего мы поспешили освободиться от громоздких скафандров, тяжело давивших на усталые плечи. Совершенно измученные, растянулись мы рядышком на полу, погасили лампы и мгновенно заснули.
Видимо, спал я беспокойно, потому что во сне откатился к противоположной стенке. Пытаясь отыскать лампу, я долго шарил в темноте руками, наконец сел и ухватился за какой-то рычажок на уровне своей головы. Он подался – и… случилось чудо! Мне показалось, что в глубине комнаты открылась вторая дверь и на фоне светлого прямоугольника возник человеческий силуэт! Он был невелик, и я видел только общие контуры, не различая отдельных черт. Затем он так же внезапно исчез, а на его месте появился огненный шар и странные слова зазвучали в моих ушах.
– Ульна! – крикнул я. – Ульна, проснись!
Огненный шар исчез, теперь я видел звездное небо. Потом появилось изображение планеты; сначала это был вид с очень большой высоты, но постепенно планета приближалась. Перед нашими глазами проплывали горы, леса, океаны, равнины, и странный голос все время повторял:
– Сифан, Сифан, Сифан!..
Я понял, что так называлась эта планета.
Но вот вращение планеты приостановилось и мы увидели тот же самый город, но только залитый лучами солнца; он назывался Герсэа. Площади его были заполнены машинами и живыми существами, которых с большой высоты мы не могли как следует рассмотреть.
Затем на экране – потому что это был всего-навсего экран – возникло изображение окрестных полей с рядами пурпурных растений, похожих на эллийское деревце гинисси, и также, по словам Ульны, на кустарник трэнтэзор с Арбора. По синей дороге мчалась шестиколесная машина, вроде той, которую я хотел осмотреть, когда на нас напали мислики. Дорога поднималась все выше в горы к обсерватории, сооруженной на самой вершине. – во всяком случае, мы приняли это здание за обсерваторию. Пока сменялись эти изображения, все время слышался голос диктора, но мы, разумеется, не понимали ни слова. Объектив приблизился к машине. Из нее вышло двуногое четверорукое создание с круглой головой; лица мы не смогли рассмотреть. Существо вошло в здание.
На секунду экран погас, потом на нем снова возникло изображение солнца; на наших глазах оно медленно краснело и угасало. И тогда мы поняли, что перед нами разворачивалась история гибели этого мира. Тот, кто приехал на машине, видимо, был ученым или крупным государственным деятелем, потому что мы видели, как он выступал на советах, управлял странными машинами, отдавал приказы войскам и наконец рухнул в своем прозрачном скафандре, задавленный надвигающимися мисликами. Но до этого мы видели, как он регулировал крохотные аппаратики и закрывал двери, украшенные символом пылающего солнца, – этот барельеф мы сразу узнали. В последнем кадре фильма один из странных людей приподнимал каменную плиту, расположенную как раз под рычажком, на который я случайно нажал.
Само собой разумеется, едва прошло первое потрясение, мы принялись искать такую плиту и нашли ее без труда. Под ней открылась винтовая лестница. Облачившись на всякий случай в скафандры, мы спустились по ней и оказались в обширной комнате, залитой мягким зеленоватым светом. Через металлическую дверь мы проникли во второй зал, затем в третий, четвертый, пятый – их тут была целая анфилада! И если первый был пуст, то остальные оказались наполовину заставленными массивными металлическими ящиками, открыть которые нам не удалось. Наконец дверь последнего зала вывела нас к подножию другой винтовой лестницы. Через четверть часа подъема мы добрались до шлюзовой камеры и оказались под прозрачным куполом башни, где-то уже за пределами города. Двойная дверь-шлюз позволяла выйти наружу, но мы ею не воспользовались: вокруг кишели мислики.
