с Ханной. Роберт Нильсен заметил изучающий взгляд психолога и кашлянул. Пётр ничего не сказал, а только удивлённо посмотрел на мужчину. Он смотрел долго, надеясь на ответ. И в конце концов, Нильсен нехотя процедил:
— Я развёлся с женой.
— Что? Почему?
— Она устала от меня, — немного раздражённо продолжал Нильсен, постукивая пальцами по столу, — Мы думали, что всё со временем вернётся на прежние места, но всё только усугублялось. Ссоры каждый день, упрёки, косые взгляды. В общем, ничего хорошего.
— Вы были к этому готовы?
— Старался к этому подготовиться, но это случилось, когда я не ожидал.
— Так всегда происходит, — согласился Павлов.
— Не будем о плохом, — перевёл тему Нильсен, — Я уже становлюсь твоим посыльным. Может бросить этот центр и взымать плату с тех, кто хочет отправить тебе что-то?
Директор засмеялся и достал из ящика стола письмо. Пётр уже боялся одного его вида. Кому ещё понадобилось обращаться к нему таким несовременным образом? Телефоны совсем отменили? Павлов недоверчиво покрутил послание в руках. С виду обычное письмо в самодельном конверте. Без имени отправителя и получателя.
— Та девушка была немного, — Нильсен запнулся, — Не в себе. У неё постоянно бегал взгляд, и она не могла нормально выразить свою мысль. Я сказал ей, что она может позвонить тебе, но она замотала головой, стала повторять: «Не могу. Не могу». И её вывел какой-то мужчина.
С описания Нильсена стало ясно, от кого это письмо. Но что хотела сказать Ребекка Петру? Ему хватило той встречи с ней, когда она бросилась на него с претензиями в духе: «Почему ты нас не остановил?». Теперь даже читать это письмо не хотелось.
— Спасибо, — скривился Пётр.
Психолог открыл конверт, когда остался наедине с собой. Он сидел в новой для него обстановке, потому что прежний договор об аренде жилья он расторг. На деньги, что Павлов получил с продажи квартиры в России, он смог приобрести студию на окраине Осло. Этого было достаточно на первое время.
Чемоданы стояли возле дивана, на который упал Пётр. Он смотрел на белый конверт, прокручивая в мыслях их последнюю встречу с Ребеккой. Нужно ли ему сейчас читать это? Вдруг письмо опять введёт его в то ужасное состояние, от которого всё внутри превращается в чёрную липкую жижу.
— Плевать! — Павлов развернул лист бумаги.
«Привет, Пётр.
Я могу писать сколько угодно о том, что я сожалею о нашем последнем разговоре. Ты всё равно скорее всего будешь держать на меня обиду. И я тебя понимаю. Я не в (зачёркнуто) После аварии я плохо контролирую своё поведение. Мне пришлось пролежать в психушке полгода. Сейчас меня отправили домой, но только под присмотр отца. Я видела страшные (зачёркнуто) У меня были галлюцинации. Ужасные. Мне кололи много лекарств, от которых мне становилось немного лучше. А в тот день наша встреча показалась мне очередной галлюцинацией. Я думала, ты ненастоящий, а потом и вовсе перестала себя контролировать. Мне стыдно перед тобой. Я не знаю, что случилось с остальными. Мне говорили, Габриэль приходил ко мне, но я этого совсем не помню. Я написала письмо и ему, чтобы вы не думали обо мне совсем уж плохо. Я не сумас (зачёркнуто)
Я надеюсь на то, что у тебя всё сложится хорошо. Пожалуйста, не держи на меня зла.
Ребекка».
Всё встало на свои места. Павлов догадывался о состоянии Ребекки, но если бы не другие проблемы, то он бы понял её. Значит, сейчас с ней всё относительно нормально. Отец любит Ребекку и сделает всё, чтобы она выздоровела. Даже сейчас прогресс на лицо.
Пётр кивнул на свои мысли, а потом перевёл взгляд на часы. Вылет уже через два часа, а он до сих пор валяется на диване! Психолог вскочил с места и схватил приготовленный чемодан, оставив письмо раскрытым на газетном столике.
В Сонагири шли жаркие споры об учителе и новой ученице. Все не понимали, почему Нангананг решил связаться именно с ней? Лагерь разделился на два мнения: одни считали, что освобождённый от цикла не связывался с Лолитой, и её слова — ложь, вторые высказывали мнение о том, что до Лолиты просто не было подходящего проводника. Конечно об этом знал ачарий. Он несколько раз выходил к джайнам с обращением, но от его слов теорий только прибавлялось.
Лолита чувствовала на себе большое давление и подумывала о том, чтобы уехать. Но как? На какие средства? Ачарий пытался объяснить ей, что вскоре эти разговоры сойдут на нет. Сплетни долго не продержаться. В последний раз учитель пригрозил изгнанием из Сонагири за подобные слухи. И казалось, угроза подействовала. Но Босстром чувствовала, что это затишье перед бурей.
Погода в Сонагири перестала радовать, будто тоже настроилась против Лолиты. Это могли быть просто её домыслы, но как в такие времена думать иначе? Девушка надеялась, что уже все беды позади, и в городе, где изначально царило спокойствие, не может происходить подобных интриг.
— Может не стоило мне приезжать? — спрашивала она сама себя, пока ачарий перелистывал очередную книгу, — Из-за меня многие джайны настроились против вас.
— Проблема не в вас, мисс Босстром. Эти люди слабы и ищут слабости у других, чтобы казаться сильнее на их фоне. Что вы видели в последнюю медитацию?
Лолита медитировала каждый день по четыре раза в надежде вновь связаться с Нанганангом, но ни у неё, ни у ачария этого не получалось. Босстром смирилась с этим и последние медитации приносили ей просто внутреннее успокоение. На некоторое время. Медитация стала своего рода наркотиком. Девушка убегала от изучающих взглядов живущих в городе монахов, от постоянных усмешек, которые они пытались скрыть.
— Ничего, — призналась она, поправляя волосы, — И мне так спокойнее. А вы нашли что-нибудь?
— Нет, — с сожалением ответил мужчина и положил книгу на стол, — Если Нангананг жив, то почему скрывается?
— Учитель, — голос Лолиты задрожал, — Вы мне правда верите? Что это видение не было моим воображением?
Ачарий замер над девушкой. В комнате горела только половина свечей, а с улицы слышались громкие удары капель о землю. Мужчина не отвечал, прислушиваясь к звукам природы. Лолита тоже напрягла слух, но ничего, кроме дождя не слышала. Обычно внезапная перемена взгляда мужчины говорила о том, что сейчас что-то происходит. Босстром не знала как, но ачарий чувствовал происходящие события до того, как они происходили. Такого давно не было, и сейчас подобный жест напрягал Лолиту.
— Не верить вам — значит, не верить себе, — сказал наконец-то мужчина, — Я тоже время от времени
