С легким ужасом Матвей Аристархович вдруг понял, что Сталин, помимо всего прочего, держит в памяти тактико-технические характеристики военных кораблей ведущих держав. Возможно, он подзабыл конкретные цифры, но запомнил же слабые места «Лексингтонов»! Только сейчас флагман начал осознавать, какая бездна знаний хранилась под черепным сводом диктатора… Не без труда поборов почтительный трепет, Биберев зачитал записи, которые сделал в своем блокноте, готовясь к сегодняшней встрече.
Каждый из шести линкоров, заложенных с января по апрель 1917 года, превосходил по боевому могуществу любой корабль той эпохи. Согласно традициям американского флота, они были названы именами различных штатов: «Кентукки», «Вермонт», «Монтана», «Род-Айленд», «Индиана» и «Небраска». При водоизмещении в сорок одну тысячу тонн, одетые в броню толщиной шестнадцать — восемнадцать дюймов, эти великаны должны были иметь скорость до двадцати трех узлов.
Двенадцать шестнадцатидюймовых пушек размещались в четырех башнях, а численность экипажа составляла свыше полутора тысяч офицеров и матросов. Иными словами, даже сегодня, спустя двадцать лет после разработки проекта, эти линкоры были мощнее большинства японских и английских кораблей этого класса.
— Они сильнее даже новых германских линкоров, — кивнул Сталин. — Однако двадцать три узла — это слишком мало. Тем паче для тихоокеанских акваторий.
— Совершенно с вами согласен, — снова заторопился Биберев. — Но за эти годы появились более совершенные двигатели, теперь механизмы того же размера развивают втрое большую мощность. Если уговорим американцев поставить на линкор современные котлы и турбины, стандартная скорость корабля увеличится до двадцати шести — двадцати семи узлов.
Он почувствовал, что сумел убедить собеседников. Члены правительства и руководитель ЦК азартно обсуждали детали предстоящей сделки. После недолгого обмена мнениями Сталин поручил двум наркоматам — иностранных и внутренних дел — прозондировать по своим каналам ситуацию вокруг недостроенных кораблей, их техническое состояние, разведать настроения в заокеанских политических сферах, оценить стоимость контракта и проработать остальные подробности.
— Когда проясним обстановку, отправим в Америку делегацию, — повеселевшим голосом сказал Сталин. — Вы, товарищ Биберев, поедете в Вашингтон подписывать соглашение.
Записав в блокнот полученные задания, Берия произнес с задумчивым видом:
— Я сомневаюсь в надежности товарища флагмана второго ранга. У него в семье не все ладно, сын его связан с врагами народа. Напоминаю, что таких людей мы обычно посылаем не в загранкомандировки, а в совершенно ином направлении.
У Биберева аж поджилки похолодели, а Берия, злорадствуя, продолжал: мол, сынок знатного флотоводца сожительствует с девицей, папаша которой схлопотал десять лет по пятьдесят восьмой статье. Это был конец. Промелькнула паническая мысль: «Под монастырь подвел, подлец сопливый». Словно сквозь толстую подушку, флагман услышал насмешливый голос, обильно сдобренный всемирно известным грузинским акцентом:
— Какая же она девица, ежели сожительствует с сыном нашего Матвея Аристарховича?.. — Переждав вежливые смешки аудитории, Сталин продолжил: — Что скажете, товарищ Биберев, может ли быть девицей дочь врага народа, с которой сожительствует ваш сын?
Первым во весь голос захохотал Ворошилов, к нему поочередно присоединились Молотов и Берия. Державшиеся поодаль офицеры охраны из последних сил прятали улыбки. Уже предвидя неизбежный вердикт Особого совещания, Биберев пробормотал:
— Товарищ Сталин, сын уверял меня, что профессор Недужко, отец его приятельницы, вовсе не враг, а был арестован по ошибке, как это случалось во времена ежовских перегибов. Не изменял он Родине, просто дурью маялся… Кроме того, я совершенно уверен, что у Сталена не могло быть с ней слишком близких отношений.
— Если отношения были не слишком близкими, значит, она вполне может оставаться девицей, — продолжал развлекаться Сталин. — А что нам скажет товарищ Берия — за какую именно провинность был осужден родитель девицы, которая, возможно, вовсе и не девица?
Лаврентий Павлович, похабно осклабившись, заглядывая в другой блокнот, издал урчащий звук — не то смешок, то мурлыканье — и проговорил:
— Не знаю, что товарищ Биберев считает близкими отношениями, однако, согласно данным наружного наблюдения, ваш отпрыск, лейтенант Стален Биберев только в августе трижды ночевал в квартире Ларисы Недужко, пользуясь отсутствием ее матери, которая ездила отдыхать в Гагру.
Ворошилов со знанием дела заметил, что так и должно быть — в присутствии родителей заниматься аморально несколько неудобно. Он явно собирался привести как поучительные примеры из собственной биографии, но нарком внутренних дел, строго поглядев на него, продолжил:
— Что же касается гражданина Недужко Романа Гришевича, бывшего профессора Ленинградского университета и одновременно замдиректора Пулковской обсерватории, последний был разоблачен как троцкистско-зиновьевский двурушник. Вдобавок он состоял в переписке с зарубежными организациями, а также распускал провокационные слухи о том, будто на Землю высадился десант с другой планеты.
Ежу было ясно, что дело высосано из пальца — но этот наивный и затюканный жизнью флагман Биберев не понимал, что подобные обвинения стоят гривенник за всё. Молотова с Ворошиловым развеселил только последний пассаж — насчет небесных десантников. Однако их игривое настроение мигом развеялось, когда наркомы увидели, как внезапно изменилось лицо Сталина. Шагнув в сторону Берия, диктатор отчеканил:
— Где материалы этого дела?
— Здесь, товарищ Сталин.
Шеф карательных органов с готовностью запустил в свой бездонный портфель.
Разумеется, он прихватил необходимые документы, чтобы раз и навсегда избавиться от флагмана, придавив его горой компроматов. Лаврентий Павлович извлек нужную папку, развязал тесемочки. Сказал досадливо:
— Стемнело, товарищ Сталин. Трудно читать.
— Ничего страшного, товарищ Берия, мы сами почитаем. — В голосе вождя отчетливо громыхнули металлические интонации. — Сейчас мы зайдем в дом, а там на стене есть такая маленькая эбонитовая штучка — если ее повернуть, под потолком сразу зажигается лампочка Ильича.
По его тону все поняли: шутки кончились. Наркомы послушно встали из-за стола и гуськом двинулись в дачный домик. Следом плелся на ватных ногах Биберев, который уже чувствовал леденящее дыхание колымских морозов.
