Вячеслав Рыбаков - Гравилёт Цесаревич

- Саша... родненький... ну уж это ты спрашивай не у меня!

Я тоже сел. Теперь уже я начал стесняться; забаррикадировался одеялом. Мир вертелся зыбкой каруселью.

- Это она тебе сказала?

- Да.

- Когда?

- Сразу. Когда я догнала ее в первый день.

Я попытался собраться с мыслями. Долго. Но безуспешно.

- Как же ты там терпела...

- Потому что люблю тебя.

- Господи, горшок выносила...

Она упрямо встряхнула головой.

- Потому что люблю тебя.

- Почему же ты мне сразу не сказала?

- Потому что - люблю тебя!

Я провел ладонью по лицу. Словно хотел стереть залепившую глаза паутину. Но не смог.

- Ты нас не оставишь?

- Если вы не прогоните - ни в коем случае.

- А их?

Я помедлил.

- Если они не прогонят...

- Ни в коем случае, - договорила она за меня. - Скажи, а у тебя были еще женщины одновременно со мной?

- Лиза, ты уверена, что хочешь все это знать?

- Да, родной. Может, буду жалеть потом - но раз уж это начали надо... разгребать. У тебя было много женщин после того, как мы поженились.

- Много - это сколько?

- Десять! - храбро сказала она.

- Ну, ты мне льстишь...

- Пять.

- Две. То есть, без Станиславы две. С одной мы были очень недолго, восемь лет назад. Она быстро поняла, что я с тобой из-за нее не расстанусь, и ушла. Хотя, по-моему, не хотела, ей было очень больно. И я с ума сходил... знаешь, в основном от чего? От того, что делаю ей больно, и не могу не делать. Помнишь, я забился на дачу один и пил там три дня?

- Помню. Когда я позвонила, ты подошел... еле ворочая языком... я ужасно испугалась, хотела все бросить и ехать туда, но ты не велел... а уж на следующий вечер вернулся. Зелененький такой... Значит, это было из-за нее?

- Да.

- А через две недели мы первый раз поехали в Отузы. И ты был веселый, домашний, заботливый, гордый!

- Еще бы. Там было так хорошо. И я видел, что вам с Полькой хорошо и от того цвел вдвойне.

- А вторая? Кто от кого?..

- Она уехала на трехлетнюю стажировку в Бразилию. Она биолог, занимается экосистемами влажных тропических лесов. Мы переписываемся иногда, но как она теперь ко мне относится - не знаю.

- Ты по ней скучаешь?

- Знаешь, да. Как правило-то некогда, но иногда вдруг будто очнешься, и чего-то не хватает.

- А Стася была уже при ней?

- Нет. Разминулись больше чем на год.

- Во мне действительно чего-то не достает?

- Лиза, я тебя очень люблю.

- Я знаю, родненький. Неужели ты думаешь, если бы я этого не чувствовала, я стала бы вести этот разговор? Знаю. Но тут другое. Наверное, так бывает, так может быть - любишь, и в то же время постоянно переживаешь какую-то неудовлетворенность, недобор. То ли страстности не хватает, то ли уюта, то ли акцентированной на людях преданности...

- Нет. По-моему, нет.

- Значит, ты просто совсем не можешь, чтобы у тебя была только одна женщина?

- Ну как это не могу!

- Нет, ты не отвечай так с лету. Не тот разговор теперь. Ты сам спроси себя.

Я спросил.

- Теперь уже не знаю, - сказал я.

- А когда эта... тропическая, вернется?

- Весной должна.

- А если, например, она опять к тебе захочет?

Я не ответил. Не знал, что сказать. Никто ни к кому не может придти дважды.

Она смотрела на меня уже не как на икону. И не как на человека. И даже не как на подлеца. Впрочем, как на подлеца она на меня никогда не смотрела... не знаю. Так смотреть она могла бы на пришельца из другой галактики; но не на полномочного представителя братской могучей цивилизации, спускающегося по широкому трапу из недр фотонной ракеты, а на нелепое, не приспособленное к земным условиям желеобразное существо, которое, мирно и жалобно похрюкивая и попукивая, вдруг выползло бы, скажем, из-за унитаза - явно не агрессивное, но абсолютно неуместное и чужое.

- То есть, ты хочешь сказать, что по весне нас у тебя уже может скопиться трое?

Я молчал.

- Саша. Ты прекрасный, добрый, чуткий, страстный, смелый, умный... Ну, все хорошие слова, какие есть, я могу сказать о тебе, правда. Ничего нет удивительного, что время от времени ты увлекаешься какой-нибудь женщиной, или какая-нибудь женщина увлекается тобой. Но ведь... Саша... Ты ведь не можешь всем им быть мужем!

- Наверное, не могу, - сказал я. - Но попытаюсь.

Она резко отвернулась. Положила голову щекой на колени, затылком ко мне; занавесив бедро, свесился длинный, пушистый хвост распущенных светлых волос.

- Бог в помощь, - сказала она.

Некоторое время мы молчали.

- Лиза, - тихо позвал я.

- Да, любимый, - ответила она, не поворачиваясь ко мне.

От этих слов сердце дернулось пронзительно и сладко; на миг я забыл, что хотел сказать.

- Повтори еще раз, если тебе не неприятно, - попросил я.

Она подняла голову и улыбнулась мне.

- Да, любимый.

- Лиза. Понимаешь... нет у меня сил рушить живое. Я давно почувствовал: если уходит один друг, и остальные становятся чуть дальше. То, что действительно умирает, осыпается само, и бог с ним, хотя и от этого больно, всегда больно от смерти - но... я знаю, это тоже подло, но... рубить по живому нельзя! От этого люди ожесточаются, высыхают... и тот, кто рубит, и тот, кого рубят. Представь: ты была с человеком два года, и вдруг он говорит: уходи. И два года счастья у тебя в памяти превращаются в два года неправды. И жизнь становится короче на четыре года!

- Господи, ну мне-то что делать, Саша? Самой сказать тебе: уходи?

Я задохнулся. Но она уже снова смотрела на меня с нежностью.

- И не надейся. Твой выбор за тебя я делать не буду.

- Но ты понимаешь, я ведь могу выбрать...

- Да знаю я, что ты выберешь! Все! Ах, если бы можно было выучить все языки! Сколько раз ты это говорил! Ну, а раз нельзя, можно ни одного не знать. Фразку из одного, фразку из другого... Весь ты в этом! Русский князь...

- Я говорил про языки империи, - даже обиделся я. - Зарубежных я три штуки знаю прилично...

Она не выдержала - засмеялась; потянулась ко мне, взъерошила мне волосы.

- Мальчишка ты, - сказала она. - Как мы Поле-то все это скажем?

- Пока никак, разумеется, - ответил я. - А, например, к совершеннолетию сделаем подарок: что есть у нее братик или сестричка...

- Подарочек, - с сомнением произнесла Лиза. Помолчала. Потом уронила нехотя: - Между прочим, они со Станиславой друг другу понравились.

- Она была здесь?

- Трижды. Я звала - чайку попить, тебя повспоминать...

Я покачал головой.

- Ты настоящая подруга воина. Ну, и?..

- Да в том-то и дело! - с досадой сказала Лиза. - И симпатична она мне, и жалко мне ее, и любит она тебя остервенело, а это чувство, как ты понимаешь, я вполне разделяю... Ох, не знаю, что делать. А пустить тебя привольно пастись на лужайке с двумя - а то и с тремя, святые угодники! с тремя козами... Это же курам на смех!