Ознакомительная версия.
С Владом он применил способ уже испытанный на Тарасе Балашове: позвонил и сказал, что по воле покойного ему причитается еще большее вознаграждение.
— Я тот, кто приходил к вам в Москве, принес билет и деньги. Вы правильно догадались тогда, что я исполняю волю покойного. Найдено завещание, и ваше имя туда включено. Это дополнительное вознаграждение. Я адвокат, — добавил Серый, почувствовав сомнительное молчание Влада.
— Но почему среди ночи? — спросил Влад, полагая — и надо заметить — вполне справедливо, что его хотят убить.
Вернувшись в гостиницу, Серый приложил ухо к номеру Натальи. Тишина. Утром она встала, разумеется, с больной головой, что было, увы, неизбежным последствием действия берлидорма.
Пистолет он выбросил сразу, зашвырнул из окна машины в Верхний Кабан, проезжая по улице вплотную к воде, о чем поначалу пожалел, но, когда жена Влада пригрозила вызвать полицию, это чувство покинуло его. Он и так рисковал: машину по дороге могли остановить и обыскать в качестве профилактического контроля, чего не сделали по пути туда, но все же сделали на въезде в столицу: этой трассой обычно возили наркоту.
Когда Наталья позвала среди ночи к себе, Серый сидел возле ее постели и держал руку спящей, все еще продолжая сочинять сказку о себе и о ней. В этой сказке герой совершал подвиги, становился богатым и властным, возвращался к возлюбленной принцессе в новом качестве, но она снова и снова отвергала его. Сейчас, в этой ночи, он мог спокойно и властно осуществить свою мечту. Он прикоснулся к щеке спящей женщины, тронул ее упругую бородавку, похожую на жемчужный пирсинг, осторожно провел пальцем от виска до плеча. Наталья мурлыкнула и улыбнулась во сне.
Он вспомнил свою изначальную идею: хлопнуть в ладоши, зажечь свет… Это было бы просто самое обычное насилие. С таким же успехом он мог и десять лет назад, и пятнадцать — послать ребят, скрутить ее, доставить в свой антикварный подвал. Пусть и насилие, но это была бы Наталья — Наталья глазами его самого, Орлова Сергея, а не вовсе другая женщина, в мире другого человека. Сейчас же есть то, что есть: он — это именно другой человек, и распростерта перед ним — другая. Наталья новой жизни. Пусть будет так. Пусть будет теперь она. Только не сейчас, не в этой ситуации. Он не хотел пользоваться ее страхом: пусть она сама примет серьезное и глубоко обдуманное решение. Времени у них еще много — теперь целая жизнь. Так он думал у ее постели и даже не представлял, насколько ошибочными могут быть его мысли.
Позже, когда весь событийный круг завершился, он не раз вспоминал эту ночь, когда Наталья была на расстоянии вытянутой руки, фактически — полностью в его руках…
Развязка наступила гораздо скорее, чем он думал, и совершенно неожиданная для него. Наталья потребовала отвезти ее в Измайлово. Сама не знала, чего хочет, но Серый просчитал, что она рано или поздно найдет тот самый дом. И увидит надпись на стене.
Он вдруг понял, что все упирается в эти злосчастные буквы, которые там действительно были: он проверил, когда Влад обратил на это его внимание. Но они уже ехали. Вот будет весело, если они вместе обнаружат эту надпись…
Серый выжал сцепление. Машина сбросила скорость, он вырулил на обочину. Он газовал, как могло показаться со стороны — тщетно: машина не двигалась с места.
— Что-то с моей красавицей не то, — сказал он и вышел, беспомощно улыбнувшись Наталье.
Открыв капот, он нагнулся и сбросил с аккумулятора клемму. Захлопнул крышку.
— Так, — сказал Серый. — Придется вызывать эвакуатор.
Наталья отправилась на поиски одна. Едва «шестерка» частника, которую она остановила, скрылась из виду, Серый поставил клемму на место. Наталья могла заметить его, поэтому он помчался в объезд, через Ивановское.
Надпись не поддавалась. Он яростно тер кирпич ветошью, промокнув ее в бензине, добытым из собственной машины, проклиная себя за то, что пролетел мимо хозяйственного магазина, а ведь мог купить более едкий растворитель на ацетоне. Весь обрызгался и пропах бензином, когда сливал его из шланга в банку. Буква «Д» по-прежнему свисала свои ножки со строки… Вдруг за кустами замелькало сиреневое: Наталья шагала по двору. Серый метнулся за угол. Как она нашла столь быстро? Может быть просто начала с конца, сразу приехав сюда, на девятнадцатую? Он успел бросить последний взгляд на свою работу. Надпись, в принципе была неразборчива, правда, на кирпичах осталось темное, быстро испаряющееся на жаре пятно.
Стоя за углом с этой вонючей тряпкой, сам изрядно вонючий, Серый чувствовал себя каким-то нашкодившим школьником… А если Наталья заглянет за угол? Так и случилось, едва он подумал об этом.
Потом они сидели в кафе. Тарас-Серый на ходу придумывал историю, почему оказался здесь, но история не вязалась. Пусть был туманный намек на какое-то колдовство, с Натальей это должно пройти, ведь она верит во всю эту ерунду, пусть он сказал, что о колдовстве расскажет потом, подробно, но сейчас не готов, но главная неувязка была в том, почему у первого Тараса был паспорт с пропиской в этой квартире?
В какой-то момент своей торопливой отчаянной болтовни он увидел, что Наталья вовсе не слушает его. Она сидела, обхватив щеки ладонями и сама пустилась в размышления. Серый замолчал.
Он понимал, что пронес какую-то чушь, в которой сам уже запутался. Вот Тарас Балашов, писатель, чье тело он носил, как новый костюм, наверняка бы придумал какой-нибудь правдоподобный сюжет.
— О чем задумалась моя королева? — спросил он.
— О любви, — коротко ответила Наталья.
И тут она все рассказала ему. Она рассказала, что всю свою жизнь любила одного человека. Именно его — Серого, чей труп уже уложили в землю. Кого уже не вернуть — никак. Сколько же он нагородил всего: сколько потратил энергии, денег, убил двоих… Или троих, если считать свое собственное тело. Это, впрочем, не так важно. Главное, что признаться ей он в этом не может.
И в голове его вновь закрутилась огненная планета-апельсин. Безумие. Оно вдруг прорвалось из внутреннего мира во внешний. Он расхохотался столь громко, что прохожие, идущие мимо их столика, оглянулись. Встал, хохоча, попятился, прошел несколько шагов, крикнул ей:
— Тарас из четвертой квартиры дурак!
Сам не понимая, что делает, оттопырил уши и высунул язык, поднял руки вверх и помахал ладонями с блаженной улыбкой, но вдруг в зеркале за стойкой увидел себя, машущего ладонями, словно арлекин, и бросил руки на бедра, будто вообще отшвырнул их.
Все кончено. Все. Ничего больше не будет. Остается только сделать с этим телом то же самое, что и с тем. Он повернулся и пошел, не оглядываясь, уже больше не видя ее — ни Наталью новой жизни, ни девочку с двумя светлыми косичками цвета и сияния спелой луны. Наткнулся на свою машину за кустами акации, едва свою машину узнал. Она отозвалась знакомым писком. Значит, его. Сел и рванул ее с места, так, что резина закрутилась на этом месте, визжа. Ехал неведомо куда. Щелковское шоссе. Зачем-то свернул на кольцевую. Понесся по ней, в левом ряду, до пола выжав газ. Стрелка спидометра перевалила за двести. Вот так он и будет нестись, по кольцу бесконечно, пока не слетит с трассы и не найдет свою смерть в жухлой траве, в кривом дереве, в бетонном столбе.
Ознакомительная версия.
