«Вот так и рушатся многие тайны. По верхам – совершенно секретно, в одном экземпляре, а снизу – простое обсуждение, и всё известно», – подумал Буров, а вслух сказал:
– Ну, и почему ты думаешь, что Карпов всё-таки изобрел этот антидот? Он тут совсем об этом не пишет.
– А вот, если теперь соотнести вот эти записи, – Ромашев потряс листками с формулами, – и этими докладными, то вырисовывается такая картина. Вот, смотрите сюда, – Ромашев стал показывать на формулы и рисунки, – вот это ген человека. Вот – этот же ген, но уже изменённый вирусом. Видите? А вот этот же ген после введения антидота. Он почти как первый, но тут некоторые изменения…
– А воссоздать это на практике можешь? – азартно перешёл на «ты» Бегемот.
– Видите ли, – протянул Ромашев, – тут отсутствует целая цепь формул. Видимо, Карпов уничтожил эту страницу и хранит формулы в своей голове, так всего надежнее. Но конечная цепь гена тут представлена. Из этого можно сделать несомненный вывод, что профессор Карпов нашёл рецепт не только самого вируса, но и антидота.
Доктор так сиял, что всякий взглянувший на него мог увериться в совершенной его искренности.
– Анатолий Ефремович, а не заказать ли нам шампанского? – предложил Ромашев. – Ведь это открытие нельзя переоценить. Документы свидетельствуют о величайшем открытии, сделанном профессором Карповым, и нам несомненно надо это отметить.
– Ладно, давай закажем, но только мне виски, я не люблю шампанское, – согласился Бегемот, раздумывая о том, когда лучше доложить Элькину: прямо сейчас, завтра утром или завтра, но после поминок.
Они поужинали. Ромашев не переставал говорить о великом открытии Карпова. Он пел ему такие панегирики, что сомневавшийся ранее Буров все же уверился в гениальности Карпова и его открытия.
– Алексей Иванович, – напутствовал Бегемот Ромашева, – я думаю, мне не стоит тебе напоминать, но наше открытие, – он надавил на слово «наше», – как и открытие Карпова, должно остаться в тайне, пока об этом не разрешит рассказать руководство бункера.
– Конечно, Анатолий Ефремович, конечно! Я могила, никому не скажу, – согласился пьяненький Ромашев.
«Необходимо срочно докладывать Элькину, – решил Бегемот. – Не дай бог этот счастливый болтун что-то кому-нибудь скажет».
Он собрал в папку листы, отобранные Ромашевым, и направился к Элькину.
Помощник вышел из кабинета, отвесив короткий поклон. Клёну было понятно, что все они были на грани, Ильинского с Роговым даже не придётся уговаривать, у них семьи находились в жилом секторе и голодали почти так же, как все, а вся эта камарилья – Элькин, Бегемот и компания – нажирала себя очередной слой жира.
Клён подумал, что неплохо было бы пройтись, и вышел в коридор. Проходя мимо апартаментов Элькина, он заслышал знакомую мелодию: «Тихо как в раю, звёзды над местечком высоки и ярки…» Клён подошел ближе: «Время волосы скосило, вытерло моё пальто». Дверь была приоткрыта: «Только солнце вижу я всё реже, реже…»
Элькин сидел в одиночестве за столом, аудиосистема надрывалась скрипичными звуками. Он допивал уже четвёртую бутылку. Пил не бокалами – стаканами. Заливал свою боль. На столе стояла фотография двенадцатилетней давности: совсем ещё молодая Наташа держит за ручку курчавого подвижного мальчугана, молодой Элькин обнимает Фёдорову за талию. В этом кипрском отпуске они были так счастливы.
Нетрадиционный режиссёр Николай Фёдоров, Натальин муж, был занят съёмками очередного нетрадиционного кинофильма, в котором главная роль была отведена его молодому любовнику. Элькин, Наталка, Димка – как они были счастливы тогда! Элькин видел в пареньке наследника своего дела, того, кто сможет принять его и продолжить…
А теперь у него нет никого… НИ-КО-ГО! Дело жизни пошло под откос, хотя даже эпидемия не смогла его подкосить. Он верил, что Бог помогает избранным, у него было всё: удача, деньги, бизнес. Даже здесь, в бункере, имелись те, кого он мог с лёгкостью эксплуатировать.
Даже если Буров сейчас нароет что-то по поводу антивируса, вряд ли в этом будет какой-то смысл. Элькин уже стар, стар и в одночасье стал одинок, одинок и никому, в общем-то, не нужен. Все, кто его окружает, – лицемеры, им важны только его деньги и расположение. Все стараются держаться поближе, а Дуче – Дуче его предал, в один момент решил всё перечеркнуть – и от братца своего избавиться, чтоб конкурентов было меньше. Соболев тоже преследует лишь свои интересы. На Бурова вроде можно положиться, он же крышевал бизнес «Славянского», умел технично решать вопросы, но…
Теперь всё не имело смысла. И казалось, что нет смысла дожидаться конца этой истории. Для него всё закончилось со смертью Димы и Наташи.
Даже его всегдашний собутыльник Аликберов сегодня отсутствовал. Было одиноко, больно и одиноко. Элькин и не заметил, как привычка выпивать один бокал вина перед сном превратилась в регулярные посиделки за бутылкой, которые оканчивались одинаково: тошниловкой на ночь, головной болью, похмельем и трясущимися руками под утро. Но сегодня он превзошел сам себя, встал в шесть утра, начал похмеляться, и вот уже на столе четыре пустые бутылки.
Раздался вкрадчивый стук в дверь.
– Войдите, – с трудом ворочая языком, пригласил Элькин. Икнул, попытался запить икоту, но в стакане было пусто.
Громадная тень накрыла дверной проём, Элькин испугался, но через несколько мгновений понял, что к нему всего лишь пришёл Бегемот.
Буров тяжёлой поступью вошёл в кабинет и прикрыл за собой дверь.
– Привет, Ароныч! – по-простому поздоровался генерал.
У Элькина хватило сил только кивнуть. Из недр желудка вырвалась длинная протяжная отрыжка.
– Есть хорошие новости! – Буров выложил перед Элькиным несколько бумаг. – Вот докладные записки Карпова на имя президента и премьера.
Элькин лишь неопределённо мотнул головой.
– Вот расчёты и выкладки, – продолжил генерал, – я сам в этом мало что понимаю, но Ромашев уверен, что Карпову удалось синтезировать антивирус. Коля, это наш шанс, понимаешь!
– Кто такой Ромашев?
– Один из эмгэушных учёных, работал с Карповым. Да ты прочти, прочти, там всё ясно и понятно.
Но читать Элькин был не в состоянии, и Бегемоту пришлось пересказывать содержание разговора с Ромашевым. Благо он захватил с собой бутылку коньяка и ему было чем прочистить горло. Увидев коньяк, Элькин стал слушать более заинтересованно. Заметив это, Буров просто плеснул ему в стакан, и разговор пошёл живее. Закончили на том, что прямая линия с Раменками должна дать ответы на все вопросы.
На завтра были намечены большие поминки по убитым. Но Элькин уже поминал их в одиночестве.
