— Мы пока в безопасности. Продолжай движение к Сатане, Пень. Быть может, они захотят проверить мои слова.
— Ты так считаешь? — скептически осведомилась цинтианка.
— Нет, — признался Фолкейн. — Но что мы теряем?
«Немногое, — ответил он сам себе. — Шансов выбраться из этой заварухи живым мало. Однако на данный момент я ничего не могу сделать».
Храбрость в нем воспитали, а вот стремление радоваться жизни было у Фолкейна врожденным.
Теперь он проводил время, выделяя отдельные факты из окружавшей его действительности. Звезды ярко сияли в космической ночи. Корабль представлялся ему малым домом, заполненным рокотом двигателей, шумом вентиляторов, запахом химикалий, музыкой — если есть желание ее слушать, — всякими разными безделушками, которые он набрал за годы скитаний. Привкус табака приятно пощипывал нёбо. При вдохе грудь его расширялась, воздух проходил через ноздри и оказывался в легких. Кресло просело под его телом; и даже сидя он продолжал поигрывать мускулами, продолжая этот бесконечный танец, в котором партнершей его была Вселенная. Рукава комбинезона, в который он переоделся, были чуточку шершавыми, и кожа на одной руке зачесалась. Сердце его билось быстрее, чем обычно, но привычно гулко, и это его радовало.
Его охватывали воспоминания. Мать, отец, сестры, братья, придворные, старые, много на своем веку перевидавшие солдаты, крестьяне, большие залы родового замка на Гермесе. Охота в лесу, купание в волнах прибоя, кони, лодки, авиетки, звездолеты. Роскошные застолья. Кусок черного хлеба с сь!ром, бутылка дешевого вина, ночь с симпатичной девчонкой… Неужели женщин и в самом деле было так много? Да. Как здорово! Однако в последнее время он все чаще и чаще мечтал встретить такую девушку, с которой можно было бы дружить, как вот с Чи или с Эдзелом. Но разве мало ему этих друзей? Разве кочевая жизнь от одной дикой планеты к другой не спаяла их в одно целое?
И что сулит эта, быть может, последняя в его жизни — Сатана? Пусть повезет тому, кто захватит бродягу — кем бы он ни был.
Откуда им знать, что это такое? Они ведь никогда не были на ее поверхности. Откровенно говоря, Гэхуда вряд ли можно винить. Ему ведь тоже не терпится узнать, что это за планета. Тот факт, что мне это известно, что я на нее высаживался, лишь подстегивает его…
«Ну-ка, ну-ка! Не упустить бы эту мысль! Я ведь уже думал о чем-то подобном, но тогда Чи перебила меня…»
Фолкейн забыл обо всем на свете. Вдруг из интеркома раздался встревоженный голос цинтианки:
— Эй, ты чего?
— А? — Человек вздрогнул. — Нет, ничего, нормально. Как дела?
— Латимер отвечает мне, но пока бессвязно. Его состояние хуже, чем я полагала.
— Психический шок, — не раздумывая, поставил диагноз Фолкейн. — Его заставили предать хозяина — отчасти даже бога.
— Мне кажется, я смогу подержать его в таком состоянии достаточно долго, чтобы он ответил на пару вопросов. Что там враг, Пень?
— Эсминцы сократили расстояние, — доложил компьютер. — Как скоро они откроют огонь, зависит от типа их оружий. Но по моим расчетам это произойдет скоро.
— Попытайся вызвать по радио линкор, — приказал Фолкейн. — Может, они… он пойдет на переговоры. Тем временем подготовь все к переходу на гипера при первом же признаке атаки. Уходить будем к Сатане.
Чи, по всей видимости, не расслышала его последних слов или была слишком занята, чтобы отреагировать. Из интеркома доносились ее реплики, бессвязное бормотание Латимера, гудение медицинских аппаратов.
— Должен ли звездолет перейти на обычные двигатели, когда мы достигнем планеты? — поинтересовался Пень.
— Да. А пока измени ускорение движения. Мне нужна почти нулевая кинетическая скорость относительно цели, — сказал Фолкейн.
— Но это означает замедление, — предостерег Пень. — Мы сравнительно быстро окажемся в пределах досягаемости орудий противника.
— Ничего. Как ты считаешь, удастся тебе найти подходящее место для посадки?
— Не уверен. Когда мы улетали, метеорологическая активность и диастрофизм возрастали почти по экспоненте.
— Не горюй. Уж одно-то местечко на целой планете отыскать можно. И потом, ведь в памяти твоей хранятся биллионы битов данных по Сатане — так что ты с ней, можно сказать, знаком. Просмотри-ка их и займись выбором места. Я смогу дать тебе лишь общие указания, а решения ты будешь принимать сам. Ясно?
— Полагаю, что вы хотите знать, полностью ли усвоена предложенная вами программа. Полностью.
— Хорошо, — Фолкейн хлопнул ладонью по ближней консоли и улыбнулся; улыбка вышла почти радостной. — Вот выберемся из этой заварухи, и ты получишь свои золотые регуляторы. Если понадобится, я оплачу их из собственного жалованья.
Изменения силы тяжести внутри корабля не чувствовалось; прежними остались очертания созвездий на экранах дальнего вида; как и раньше, ослепительно сверкала бета Креста. Но показания приборов говорили о том, что звездолет сбавляет скорость. На увеличительных экранах серебряные блестки — корабли Гэхуда — превратились сперва в черточки, потом в игрушечные кораблики и наконец — в боевые звездолеты.
— Есть! — воскликнула Чи.
— Что? — спросил Фолкейн.
— Координаты. В стандартных единицах. Но он потерял сознание. Пожалуй, надо кончать допрос, а то он окочурится.
— Ладно. Да, пристегни его ремнями. Нам, быть может, придется нырнуть в атмосферу Сатаны. Компенсаторы могут и не справиться.
Чи помолчала. Потом задумчиво произнесла:
— Понятно. Ну что ж, неплохо.
Фолкейн принялся грызть черенок трубки. Нет, ждать — это хуже всего. Гэхуд наверняка определил изменение вектора, наверняка заметил эту попытку якобы рандеву, наверняка засек хотя бы один из коммуникационных лучей, тянувшихся на разных частотах к его флагманскому кораблю. Но ничего не изменилось: погоня продолжалась, а ответом Фолкейну был лишь сухой треск помех.
«Только б он отозвался… только б отреагировал… Великое небо, нам вовсе не хочется драться!»
На экранах сверкнула белая вспышка, на мгновение затмившая звезды. Зазвучали колокола тревоги.
— По нам был произведен энергетический залп, — сообщил Пень. — Дисперсия на таком расстоянии достаточно велика, поэтому повреждения — минимальные. Принимаю меры для уклонения от атаки. Противник выпустил несколько ракет. Судя по их поведению, это самонаводящиеся торпеды.
Фолкейн забыл сомнения, страхи и гнев. Он был теперь только воином.
— Уходим на гиперах к Сатане, — сказал он ровным голосом. — На одной десятой мощности.
