Ознакомительная версия.
«Пора убираться, — решил Джемаз, — и поскорее. Поднимемся по расщелине, где спустился Мэддок. Оттуда можно вернуться к фургону той же дорогой».
Они побежали — сначала по лесу, потом мимо садов и огородов. Добравшись до розово-золотого святилища, Кургеч, Джемаз и Глиссам перешли ручей вброд и поспешили к заросшей деревьями расщелине напротив.
Но эрджины уже выскочили из рощи камедаров, заметили трех людей и пустились в погоню. Джемаз выстрелил из дальнобойной винтовки — один из аборигенов, пораженный иглой декокса, свалился, перевернулся и застыл, как мохнатая кочка. Другие эрджины растянулись плашмя на земле и достали длинные ветроходские ружья. Беглецы бросились под прикрытие деревьев в основании расщелины; вокруг уже свистели пули.
Тщательно прицелившись, Джемаз уложил еще одного эрджина, но их оставалось не меньше десятка. В отчаянии Эльво закричал: «Наверх! У нас нет другого выхода!»
Джемаз и Кургеч игнорировали его. Эльво Глиссам лихорадочно глядел по сторонам, надеясь на чудо — кто-то же должен был придти на помощь! Кто? Розовые лучи послеполуденного солнца озаряли противоположную стену каньона: семиярусное святилище в глубокой пасти грота пылало зловещей красотой. Даже теперь, взмокнув от страха, Эльво недоумевал: кто возвел это сооружение? Эрджины, по всей видимости. Но как давно? И по какому случаю?
Джемаз и Кургеч продолжали вести беглый огонь по эрджинам — тем пришлось отступить в лес. «Они выберутся из каньона и обстреляют нас сверху, — догадался Джемаз. — Нужно их опередить!»
Три беглеца принялись карабкаться вверх — задыхаясь, не обращая внимания на ссадины и бешеный стук крови в ушах. Небо начинало снова открываться, край плоскогорья был уже недалеко. Снизу доносились хлопки беспорядочных выстрелов. Пули ударялись о камни и стволы, взрываясь настолько близко, что ни о какой передышке не могло быть и речи. Оглянувшись вниз, Глиссам заметил темные фигуры эрджинов, с завидной легкостью поднимавшиеся зигзагообразными прыжками.
Глиссам, Джемаз и Кургеч выбрались, наконец, на плоскогорье и стояли, шумно переводя дыхание. Эльво опустился на четвереньки, с хрипом пытаясь наполнить легкие жарким сухим воздухом — но Джемаз уже торопил его: «Они близко. Пошли, пошли!»
С трудом поднявшись на ноги, Эльво заметил на краю плато дюжину эрджинов, предусмотрительно вылезавших из каньона там, где их не доставали пули, примерно в полукилометре к северу. Джемаз задержался на несколько секунд, чтобы оценить обстановку. На востоке, за понижающимися волнами нескольких хребтов, склонов и оврагов, их ждал парусный йол. Попытавшись бежать в этом направлении, однако, они стали бы идеальными мишенями для вооруженных эрджинов. Любое промедление грозило смертью. В ста метрах к югу возвышалась осыпающаяся ступенчатая пирамидка выветренного гнейса — естественный редут, обещавший по меньшей мере временное укрытие. Три беглеца вскарабкались по щебенчатой осыпи на вершину пирамидки, обнаружив там почти ровную площадку метров пятнадцать в поперечнике. Джемаз и Кургеч немедленно бросились плашмя на землю, осторожно подползли к краю площадки и принялись обстреливать эрджинов, наступавших перебежками по каменистой пустоши внизу. Присев на корточки, Эльво Глиссам тоже достал пистолет и прицелился, но никак не мог заставить себя выстрелить. Кто прав, кто виноват? Незваные пришельцы, они нарушили древнюю тайну ветроходов. Чем оправдывалось уничтожение тех, чьи интересы они ущемили?
Джемаз заметил нерешительность Глиссама: «Осечка?»
«Нет. Безнадежность. Все это ни к чему. Мы в западне, нам больше некуда бежать. Одним мертвым эрджином больше или меньше — какая разница?»
«Если мы перестреляем всех нападающих, то сможем спокойно спуститься и уйти, — терпеливо объяснил Джемаз. — Если же мы убьем на одного меньше, тогда вы правы — мы в западне».
«Всех не перестреляешь», — пробормотал Эльво.
«Надеюсь, что вы ошибаетесь».
«Что, если их гораздо больше? Если будут прибывать все новые и новые подкрепления?»
«Я не интересуюсь гипотезами, — отрезал Джемаз. — Я не хочу умирать». Произнося эти слова, он продолжал целиться и вести огонь с таким успехом, что эрджины, казалось, больше не смели приближаться.
Кургеч подобрался к южному краю площадки: «Нас окружили».
Эльво уселся на край плоской вершины. Жаркое солнце, на полпути к западному горизонту, отбрасывало его тень поперек каменистой площадки. «Воды здесь нет, — думал Эльво Глиссам. — Через три-четыре дня все будет кончено в любом случае». Им овладела апатия; опираясь локтями на колени, он опустил голову. Джемаз и Кургеч о чем-то тихо договорились, после чего Кургеч отошел и присел у восточного края площадки. Эльво взглянул на него с недоумением. Восточная, самая крутая часть пирамидки, была наименее уязвимой... Глубоко вздохнув, Эльво попытался собраться с мыслями, взять себя в руки. Раз уж он должен был погибнуть, следовало по меньшей мере встретить смерть достойно. Поднявшись на ноги, он пересек плоскую вершину. Услышав шаги, Джерд Джемаз обернулся. На лице его появилось неприятное, жестокое выражение: «Ложись, идиот!»
Пуля прожужжала в воздухе. Эльво Глиссама отбросило беспощадным, чудовищным ударом. Он упал на камни и лежал, неподвижно глядя в небо.
В Рассветной усадьбе дни тянулись один за другим, без особых перемен. Шайна и Кельсе изучали отрывочные, часто загадочные записи Ютера Мэддока и ввели новую, упрощенную систему управления поместьем.
Каждое утро они совещались за завтраком — порой в полном согласии, иногда раздраженно и вспыльчиво. Шайне пришлось признаться самой себе, что, несмотря на ее инстинктивную привязанность к брату, она временами его недолюбливала. По причинам, ей не совсем понятным, Кельсе стал человеком придирчивым и черствым, лишенным чувства юмора. Несомненно, ему пришлось многое выстрадать, но замена руки и ноги протезами не слишком его беспокоила. На его месте Шайна никогда не позволила бы себе ежеминутно погружаться в тягостные размышления. Еще одна мысль приходила ей в голову: возможно, Кельсе в кого-то влюбился, но был отвергнут в связи с физическим недостатком.
Эта мысль почему-то вызывала у нее острое любопытство: кем могла быть таинственная пассия ее брата?
Общественная жизнь в поместьях была достаточно оживленной — устраивались домашние вечеринки и приемы, балы и празднества, даже «кару пришлых» (бледные подражания разгулу похоти, обжорства и прочих инстинктов, разряжавшему психическое напряжение ульдр). Кельсе признавал, что его редко привлекали подобные сборища. Поэтому, когда пришло письмо из Эллоры, приглашавшее обоих Мэддоков принять участие в круглосуточном пикнике на просторах этого прославившегося чудесами садоводства и флористики поместья, Шайна приняла приглашение — от своего имени и от имени брата.
Ознакомительная версия.
