Другая постель, другая комната. Но в то же время Дика не покидало острое ощущение того, что он снова лежит в той самой спальне после памятной схватки с Руэллом. И другое, не менее острое чувство, что отсюда только что вышел Клай. Но теперь его здесь точно не было. Вивьен одна. Ну, и у буфета тихонько суетится служанка. Наконец срака подошла к кровати с подносом, и Вивьен взяла оттуда бокал рубинового напитка. Потом жестом отпустила девушку.
Шурша платьем, Вивьен присела на край кровати, наклонилась к Дику и приподняла его голову. Потом поднесла бокал к его губам. Красный портвейн — пряный, роскошный. Напоив Дика, Вивьен не стала отнимать руку. Дик снова почувствовал исходящий от женщины тонкий и свежий аромат сандалового дерева.
— Что, прогулялся по крышам? — негромко поинтересовалась Вивьен.
Дик в подтверждение закрыл глаза.
— Ужасно, должно быть, — все тем же сонным полушепотом продолжила Вивьен. Потом ее коричневый атласный халат распахнулся, и Дику предстала затененная белая плоть, что мягко колыхалась от движений. Край бокала снова коснулся его губ, но Дик отрицательно помотал головой.
Тогда Вивьен поставила бокал на столик и осторожно опустила голову Дика на подушку.
— А твой противник?.. Он убит? — спросила она.
Дик кивнул, проведя языком по сладким и липким от вина губам. Потом почувствовал тепло прижимающегося к нему мягкого тела.
Вивьен медленно наклонилась. Горячие ее губы спокойно и неторопливо слились с губами Дика.
Чудным июльским утром Вождь и его приближенные, одетые для охоты, ожидали скоростного вагончика, что должен был доставить их в долину. Добросовестные приближенные, как всегда, прибыли заблаговременно, а Вождь даже позже обычного. И теперь он, казалось, никуда не спешил. Стоял на краю террасы чуть в стороне от остальных и пристально вглядывался сквозь стекло в ясный бледно-голубой небосвод, где виднелись лишь редкие перышки облаков. Слева направо медленно прорисовывался след реактивного самолета — Вождь следил за ним, рассеянно подтягивая то одну перчатку, то другую.
И вдруг в самом конце белой полосы возникло дымное облачко, словно по сторонам раскрылись серые лепестки. Среди приближенных послышались возбужденные возгласы, все стали поворачивать головы.
Несколько секунд спустя стекло задрожало от прогремевшего в вышине взрыва.
— Ну и ну! — вырвалось у кого-то.
Серое облачко рассеивалось, дымные струйки потекли вниз. След от самолета по-прежнему висел в небе, но теперь в самом конце его расплывалась жирная клякса. Три или четыре летевших ниже самолетика резко устремились куда-то к поверхности земли.
Вождь нехотя повернул голову и о чем-то спросил. Один из секретарей тут же заторопился ответить. Больше никто не сказал ни слова. Вождь приказал открыть вагончик, и все поспешно расселись.
Полчаса спустя у трупа только что убитого оленя встретились двое. Дело было на каменистом плато к югу от Орлана. Всего в четверти мили оттуда, закрытый одним из холмов, располагался аэропорт. Неподалеку парил вертолет Вождя, из которого он сам только что подстрелил оленя. Двое лесничих свежевали тушу, заодно посыпая ее отравой для грифов, что тоже парили в небе, но гораздо выше.
— С этими падалыциками уже просто беда, — небрежно обронил Палмер, направляя своего коня поближе к туше. Секретарь Вождя по делам транспорта был нервным коротышкой с обманчиво кроткими голубыми глазами.
— Это точно, — согласился военный министр Крукшанк, оглаживая свои роскошные золотистые баки.
Потом оба взглянули вверх, но не на стаю грифов, а на зависший в Небе вертолет.
— Случайно не знаешь, кто был в том самолете? — спросил Крукшанк.
— Конечно, знаю. Рамсен. Возвращался на Искью.
— Этого я и боялся, — вздохнул военный министр. — Теперь вопрос в том, что решит Дуче.
— А, ерунда. В следующий раз пошлет другого, и все дела. Так что все к лучшему.
— Нет, Юджин, — возразил Крукшанк и взглянул прямо в глаза собеседнику. — Не к лучшему. Дела совсем плохи. А я уже сыт по горло. Вдоволь насмотрелся. Они уже как рецидивисты. Вошли во вкус и сами никогда не остановятся.
Палмер достал сигарету и закурил, глядя на Крукшанка поверх бледного огонька.
— Брось. В Орлане он никого не убьет. Тут у него железное табу.
— Допустим. А все-таки, разве ты чувствуешь себя в безопасности? Сейчас, к примеру? — От Крукшанка не укрылся мгновенный взгляд Палмера в сторону темного вертолета. — А завтра? А через месяц? Ты, Юджин, сам прекрасно знаешь: рабы ему уже давно осточертели. Ему хочется дичи покрупнее…
— Да, тут есть о чем подумать, — отозвался Палмер. Крукшанк молча сидел в седле, наслаждаясь тем, как солнце приятно греет спину. А в лицо ему тупо таращились мутные глаза мертвого оленя. Славный, крупный олень. Рога с восемью отростками. На струйке крови, что вытекала из ноздри, уже трапезничало целое полчище мух. Да, славный олень. Хотя и удвояченный. Дичи в окрестностях Орлана хватало с избытком, но эти несколько сот акров снабжались ею особенно обильно. Надо же Вождю поохотиться. Крукшанку даже вдруг почудилось, что этот одень ему знаком. А что, очень может быть. Сколько раз, подумалось военному министру, под этим солнцем погибал один и тот же зверь.
— Если бы я видел хоть какую-то альтернативу… — задумчиво произнес Палмер.
— Но ее нет, — с мрачным удовлетворением продолжил Крукшанк.
— Как думаешь, может, с его преемником будет полегче?
Крукшанк невесело усмехнулся, подбирая поводья. Лесничие закончили работу и направлялись к своим коням. Вертолет уплывал на запад.
— Юлий, Август, Тиберий, — шептал Крукшанк, — Калигула, Клавдий, Нерон…
Отряд вяло топал по каменистой горной дороге. С ясного неба немилосердно палило солнце. Замыкая шествие, Дик с отвращением озирал подпрыгивающие затылки шестерых пехотинцев и покачивающиеся зады двух навьюченных поклажей коней. В горле совсем пересохло. Но просить Линдли остановить колонну для пополнения фляг не хотелось. Опять откажет, сволочь.
Транспортный самолет высадил их с очень скромными, как показалось Дику, припасами. А Гамно на враждебную территорию брать запрещалось — железное правило. Так что теперь отряду приходилось, по выражению Линдли, «терпеть лишения».
Впереди кто-то из пехотинцев гнусаво затянул:
— Солдаты, солдаты, бравые ребяты. Днем они дерутся, а вечером…
Тощий как жердь Линдли с дурацкой ухмылкой на бледной физиономии обернулся.
