Георгий Гуревич - Подземная непогода

С минуту Кашин любовался этой картиной, затем вернулся в землянку и взял трубку телефона.

- Дайте мне лавопровод. Кашин говорит. Наверху полный порядок. А вы готовы? Ка-ак? Почему не работает комбайн? - В голосе начальника послышались угрожающие нотки. - Примите все меры! Не только Ковалев - сами идите в забой! Сейчас прилечу и посмотрю, в чем дело!

4

Мовчана не взяли на вертолет. На лаволитейный завод он попал только через два часа.

Как обычно после аварии, на площадке было много постороннего народа. Передавались разные слухи, каждое слово мгновенно распространялось среди взволнованных рабочих. На крыльце конторы пожилой крепильщик, только что выбравшийся из несгораемого костюма, рассказывал окружающим последние новости. Рядом у стенки стоял его асбестовый костюм. Издали одежду можно было принять за человека. Низенький рассказчик выглядел подростком рядом со своим собственным костюмом.

- Что там натворили? Обвал? Крепление лопнуло? - спросил Мовчан.

- Зубья прихватило, - нехотя сказал рабочий. - Комбайн стал - и ни туда ни сюда.

- Дайте пройти, товарищи!

На крыльце появились начальник строительства, Котов и Тартаков. Котов был молчалив и бледен - он недавно вышел из больницы. Геолог растерянно щурился и заикался. Неприятно было смотреть на беспомощную суетливость этого крупного, самоуверенного человека.

- Что вы мне объясняете? - говорил Кашин, сердито глядя на Тартакова снизу вверх. - Вот ему объясняйте, изобретателю. Его машину вы загубили. Меня интересует другое... Что вы предлагаете сейчас?

А Тартаков от волнения, должно быть, не понимал, о чем его спрашивают, и продолжал оправдываться:

- Лава прорвалась из-за вынужденного простоя, Михаил Прокофьевич. Если бы комбайн работал, Михаил Прокофьевич, и подавалась вода для охлаждения, все было бы как следует. Если бы с самого начала...

- Почему же вы не предупредили с самого начала?

- Но вы отдали приказ никому не входить в лавопровод без вашего разрешения.

- Вас этот приказ не касался. А нужно было особое разрешение - спросили бы...

- Но в этих условиях съемку должна была вести Вербина. Между тем она...

- Глупости какие! Тася находилась на горе, за три километра от комбайна по прямой, а вы были в двадцати пяти метрах от лавы...

- Но если бы у Вербиной было чувство долга...

- "Если бы, кабы, было бы!" - с раздражением прервал Кашин. - В свое время на досуге мы разберемся, кто виноват, вы, Вербина или я! Что вы предлагаете сейчас?

- Но мы вынуждены... вероятно, придется разбирать. Нельзя же оставлять комбайн в трубе.

- Оставлять нельзя, это правильно. И разбирать нельзя: лава еще не застыла. А когда застынет, получится пробка - этакий пыж из базальта и стали. Чем его брать? Ногтями?

- Нет уж, придется рвать, - вздохнул молчавший до сих пор Котов.

- Что рвать?

- Все! Породу, застывшую лаву и комбайн...

- Такую дорогую машину? - заволновался Тартаков. - Мы не имеем права! Я не возьму на себя ответственности. Я даже возражаю.

Кашин отмахнулся:

- Есть у вас другие предложения? Нет? Тогда отойдите, некогда мне с вами. Где подрывники? Вызваны? Дайте им в помощь рабочих, сколько попросят.

- Разрешите, я поведу подрывную команду! - попросил Котов. - Может быть, есть еще возможность...

Кашин хотел было отказать. "Вы же нездоровы..." - начал он, но по выражению лица инженера понял, что нельзя запретить ему последнее свидание с комбайном.

- Хорошо, идите! На месте примете решение. Но едва ли можно спасти комбайн... Думайте не о машине - обо всем строительстве!

5

Двадцать минут спустя вереница фигур в белых скафандрах вступила в лавопровод. Несгораемые костюмы с глазастыми шлемами обезличивали людей. Скафандры были трех размеров, и по лавопроводу шли существа высокого, среднего и малого роста. Возглавлял колонну низенький Котов, замыкал высокий Мовчан. Мовчан тоже напросился в партию подрывников. Он знал подрывные работы, хотел помочь Ковалеву и, главное, по своему характеру не мог упустить интересное дело.

Девятикилометровый туннель шел прямо, как луч, без единого поворота. Навстречу плыли гладкие стены. Казалось, что люди топчутся на месте, они шли полчаса, час, и все те же стены теснили их. Кое-где попадались надписи мелом: "Этот перегон строил Ковалев", "Все на штурм вулкана!" Было и шуточное приветствие: "Здравствуй, лава! Как тебе нравится здесь?" Через несколько часов лава должна была прийти и стереть эти надписи навсегда.

Туннель был невысок, долговязый Мовчан царапал потолок шлемом. Оттого, что приходилось идти не распрямляясь, болела шея и спина. В скафандре было жарко, дышалось трудно. Несгораемый костюм надежно защищал тело не только от жары, но и от охлаждения. Работая на вершине, Мовчан привык к свежему горному воздуху и с трудом переносил жару. Пот лил с него градом и струйками бежал по спине. Чесались нос, спина, затылок, локти... Мовчан ожесточенно хлопал себя рукавицами, но без толку. Становилось только жарче от лишних движений и еще сильнее зудела кожа. Очень хотелось снять шлем и обтереть лицо, но грозные плакаты предупреждали: "Берегись, стены обжигают!", "Берегись, не снимай костюма!" Возле плакатов висели термометры, и каждый показывал больше предыдущего. Вскоре температура превысила сто градусов, потом двести... А рабочие все шли вперед.

Но вот замелькали огни, послышался лязг металла, в микрофоне зазвучали непривычно гулкие голоса. Стала видна массивная машина, перед ней копошились странные фигуры, задевающие макушкой за кровлю. Одна из них кинулась навстречу подрывникам:

- Отчего так долго? Лава уже в трубе! К комбайну нельзя подойти!

Уже несколько часов жидкая лава понемногу просачивалась в комбайн и, остывая, превращалась в окаменевшие лепешки. Постепенно она пробилась в штольню. Комбайн был затоплен наполовину, как бы врос в камень. Станина, рычаги, зубчатые колеса, валы и тяги тонули в твердеющем базальте. Машина напоминала начатую скульптуру, очертания которой еще спрятаны в камне и угадываются с трудом.

Темная лава казалась прочной и безвредной. Но когда один из рабочих с силой воткнул в нее ломик, пробитая дырка засветилась раскаленным угольком. Температура под тонкой корочкой была около тысячи градусов.

- Надо срочно взрывать, - сказал старший подрывник. - И рвать в мелкие кусочки, чтобы обломки не мешали лаве. Разрешите приступить, товарищ Котов?

Котов медлил с ответом. Сомнения обуревали его, он жаждал спасти комбайн, лихорадочно искал выхода и не мог его найти. "

А если подождать со взрывом? - думал он. - Но разве можно рисковать жизнью людей? Что делать? Рабочие ждут приказа..."

- Приступайте, - чуть слышно выговорил Котов.