— Могу, — говорю я. — Научился. Тем более что это не так уж и далеко друг от друга. Точки в пространстве Гильберта и электроны очень похожи. И те и другие меняют направление движения и возвращаются на места. Вот только причину этих колебаний в Гильбертовом пространстве найти труднее. Какое-нибудь бесконечномерное поле… А люминесцентные центры разве не похожи на звездные скопления?
— Да, очень похожи. Там даже есть свои сверхновые.
Прощаясь, она говорит:
— Можно, я напишу в очерке и о пространстве Гильберта?
— Ну, если только совсем немного…
Прошло месяца три или четыре, и пространство Гильберта напомнило о себе само.
Возвращаясь как-то с работы, я заметил человека, словно разыскивающего что-то на незнакомой улице. Оказалось, что он искал мой дом. Мы вместе вошли в подъезд.
— Вы не подскажете, где здесь такая квартира… — и он назвал номер моей квартиры.
— Значит, вы ко мне? — спросил я, немного озадаченный.
Я впервые в жизни видел его. Ему было лет пятьдесят, на нем было черное, видавшее виды кожаное пальто. Он показался мне чуть наивным, но хорошим, искренним человеком.
Я назвал свое имя и тут же понял, кто ко мне пожаловал. Эта странная догадка пришла так неожиданно, что я растерялся, когда он подтвердил ее. Да, он бывший военный летчик. Александр Ковалев. Случайно наткнулся на очерк обо мне, о наших люминофорах. И о двух мальчиках, собиравших осенью сорок второго картошку на пригородном поле. Разыскал меня через редакцию.
…Мы сидели до рассвета.
А когда вдоль шоссе встали из тьмы громады домов и в небе задрожали и погасли последние звезды, пошли пешком до Садового кольца, свернули направо, к площади Восстания, миновали улицы Герцена и Качалова, Красную Пресню.
На утренних улицах непривычная тишина, кажется, редкие автомашины не в силах разбудить их. Но серое небо светлеет, купол планетария уже отливает плавящимся свинцом, и окна домов на Малой Бронной и Садовых улицах начинают поблескивать.
— Знаете, с тех самых пор я люблю Москву, — говорит он. — Может быть, я и раньше ее любил, но только это как-то не особенно проявлялось. Легко ли вспомнить, что в сорок первом десятки баррикад появились на московских улицах — у Балчуга, на Бородинском мосту, — в центре и на окраинах? Что зеркальные витрины на Манежной площади скрылись за мешками с песком?
Я тоже люблю Москву с тех самых пор. Потому что он любит ее.
Но и он видел мир моими глазами, — тогда, в далекий сентябрьский день он оказался рядом с моим братом, взглядом провожавшим его самолет. И когда Ковалев начал разбираться в происходящем, земля исчезла из-под его ног так же внезапно, как и появилась.
Но прежде он успел запомнить остывающую оранжевую полосу над лесом, черные, как бы остановившиеся, машины на шоссе.
Перед ним лежало картофельное поле с росшими посреди одинокими деревьями, местами серое, как пепел, местами красноватое от снопов света.
Стороной шагали к горизонту вышки электролинии. Огненные цветы заката, покрывшие облака, косогор и поле придали земле неповторимый оттенок грусти. С неба спустился прохладный поток синего воздуха, смешавшийся у самой земли с легким дымом и запахом близкой реки.
И он успел вдохнуть этот воздух.
1971, № 11
Фредерик Поол
ОБИТАЮЩИЙ В ТЕЛЕ
Рис. Р. Авотина
ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ПАМФЛЕТ
Фантастический памфлет «ОБИТАЮЩИЙ В ТЕЛЕ» видного американского писателя-фантаста — произведение, весьма характерное для сегодняшней Америки. Коррупция, расовая дискриминация, гражданская война в «черных гетто», шпиономания, обанкротившаяся политика «большой дубинки» в Индокитае — вот чем обернулось для простого американца хваленое общество «благоденствия для всех», памфлет Ф. ПООЛА убедительно разоблачает притязания заокеанской военщины на мировое владычество.
Итак, мы выступили почти сразу. Этот Ван Пелт появился в Пентагоне в четверг, а в следующий понедельник мой отряд особого назначения, состоящий из ста пятидесяти человек, в полном снаряжении уже расположился вокруг хозяйства старого ученого.
Ему это не понравилось. Я заранее знал, что ему это не понравится. Стоило появиться нашим грузовикам, как он в гневе выскочил из большого здания.
— Уходите отсюда! Какого черта, уходите! Вы лезете в частные владения, не видите, что ли? Слышите, я этого не потерплю! Катитесь отсюда!
Я вылез из «джипа» и вежливо отдал ему честь.
— Полковник Уиндермир, сэр. У меня приказ организовать охрану вашего института. Вот, сэр, это вам копия приказа.
Он нахмурился, фыркнул, но в конце концов вырвал приказ у меня из рук. Ну, а приказ был подписан генералом Фоллансби — тут уж не больно поспоришь! Я спокойненько стоял рядом, готовый разъяснить ситуацию по возможности не обидно для него. Когда нет особой необходимости, я не нажимаю на враждебно настроенные элементы. Но этот, видимо, плевать хотел на форму.
— Ван Пелт! — проревел он. — Ах, гад вонючий! Чудовище! Предатель старый!..
Я внимательно слушал. Ругался он здорово. Суть его слов сводилась к тому, что его бывший помощник Ван Пелт не имел никакого права говорить в Пентагоне о возможности применения Эффекта Хорна в военных целях. Но главным украшением его речи служила весьма богатая словесная приправа.
В конце концов я его остановил.
— Доктор Хорн, — сказал я, — генерал просил уверить вас, что мы ни в коем случае, ни в какой мере не будем вмешиваться в вашу работу. Единственная наша задача — обеспечить вашу безопасность. Я уверен, сэр, вы скоро сами поймете значение вашей безопасности.
— Безопасность! Так вот, лейтенант, я…
— Полковник, сэр. Полковник Уиндермир.
— Полковник, генерал, лейтенант, не все ли равно, черт вас побери? Слушайте меня! Эффект Хорна — это моя личная собственность, не ваша, не Ван Пелта и не государства. Я работал над проблемой расщепления личности, когда вас еще мама на свет не родила, и…
— Безопасность, сэр! — прохрипел я. Он вытаращил на меня глаза, а я кивнул на шофера: — Его тоже надо остерегаться, сэр! — объяснил я. — О'Хейр, вы свободны!
Сержант О'Хейр, оставаясь за рулем, отдал честь и укатил.
Я продолжал уже в спокойных тонах:
— Итак, доктор Хорн, я хочу, чтобы вы знали: я здесь, чтобы помогать вам. Если вы в чем-нибудь нуждаетесь, только скажите, я тотчас все доставлю. Даже если вам понадобится съездить в город, и это я устрою, конечно, при условии, что вы за двадцать четыре часа до намеченного срока поставите нас в известность о своем намерении, чтобы мы успели согласовать маршрут…
