— Кэрд! Джефф Кэрд!
Несколько секунд он пытался припомнить, где он слышал это имя. И вдруг оно прорвалось в его мозг, как машина сквозь баррикаду. Ведь это же имя одной из его прежних личностей, точнее — основной прежней личности!
Он с трудом удержался, чтобы не удариться в бега, а вместо этого лишь чуть ссутулился и просунул в щель у своих дверей удостоверение личности.
— Кэрд! — еще громче позвала женщина.
Дункан обернулся. Женщина шла к нему. Она была в штатском, но вся ее манера двигаться выдавала в ней органика. Она была довольно высокой — почти одного роста с Дунканом, — стройной и с довольно приятным, хотя и чуть удлиненным лицом. Одну руку она прятала в складках пурпурно-серебряного, отделанного блестками платья.
— Кэрд, — повторила она. — Вы не помните меня? Манхэттен. Патрульный капрал Хатшепсут Эндрюс Руиз. Хатти. Помните?
Откуда-то из глубин памяти, словно утка в тире, выплыло ее лицо. Оно выросло и пропало, снова появилось и снова пропало… Она в разных позах, в разных ситуациях, словно голографические снимки, надранные как попало из прошлой жизни. И хотя вспомнил Дункан о ней немного, но и этого было достаточно, чтобы понять: она-то его помнит очень хорошо. Что она делает здесь? Приехала в гости? Иммигрировала? Какая разница.
Он выдавил улыбку.
— Извините. Вы ошиблись. Меня зовут Эндрю Вишну Бивульф. Я что, так похож на этого… Кэрда?
Теперь Руиз выглядела уже не такой уверенной. Она даже отступила на несколько шагов, окинула его оценивающим взглядом и сказала:
— Вылитый клон. Копия. Я была просто потрясена, когда вас увидела. Мне даже на минутку показалось… нет, вы не можете им быть. Ведь Кэрд мертв.
— Примите мои соболезнования.
Сердце его стучало все сильнее, а тело, казалось, стало фунтов на пятьдесят легче. «Если так пойдет и дальше, — подумал он, — я скоро воспарю над мостовой».
— Не о ком жалеть. Он был изменником и подрывным элементом. Он… — Руиз вдруг замолчала, словно поняла, что наговорила лишнего.
— Будьте добры, ваше удостоверение, — мягко улыбнувшись, попросила она.
Он быстро окинул взглядом улицу. Поблизости не было ни души.
— Конечно, — ответил Дункан и, помедлив, добавил: — А вы что — органик?
Она кивнула и полезла во внутренний карман, но Дункан не дал ей времени достать удостоверение: он ударил ее в челюсть и, пока она покачивалась, поднырнул под ее руку и рубанул ребром ладони по шее. Она тяжело осела и стукнулась головой об эластичную мостовую.
Чтобы затащить безвольное тело в свою комнату, ему понадобилось не больше трех секунд. Он забрал у Руиз удостоверение и газовый пистолет, отнес все это в ванную, откуда вернулся с баллончиком тумана правды. Он распылил ей в лицо облачко тумана: теперь в ближайшие пятнадцать минут она не придет в сознание. Но у Дункана оставалось чуть больше часа, чтобы придумать, как с ней поступить.
— Конечно, я мог бы попытаться сблефовать, — пробормотал он, — только вряд ли она так просто успокоилась бы — с Хатти станется сверить мое удостоверение с файлом Кэрда. Тут-то все и кончилось бы, братишка. Проклятье! Как это я на нее нарвался!
Но все же, если столкновение неизбежно, пусть уж нежелательные встречи происходят тогда, когда им уготовано. Если бы они встретились при других обстоятельствах, Дункан, возможно, не сумел бы с ней так легко справиться, не привлекая чужого внимания.
Он решил было дать ей постгипнотическое внушение забыть весь инцидент. Но ведь когда она, проснувшись, обнаружит разбитый подбородок и ноющую шею, то сразу отправится к психику. Он воспроизведет последний день, обнаружит пробел в памяти и тут же вытащит наружу всю слуховую и визуальную информацию, записавшуюся на подкорку с того момента, как она отключилась, — в том числе все, что с ней было под туманом правды.
Нет, этого допускать нельзя. Тогда что же можно?
Если Руиз исчезнет, органики начнут розыски. И так как она должна каждые полчаса посылать сообщения о своем местонахождении, ганки зафиксируют, что в последний раз ее видели здесь. И уже в следующий вторник весь район будет напоминать разворошенный муравейник. Допросят всех и каждого. И если органикам хотя бы покажется, что кто-то ведет себя подозрительно, его тут же обследуют с помощью тумана. Но сколько бы он ни лгал, они могут залезть в его данные и, перелопатив их с самого рождения (с этих ублюдков станется!), отрыть кое-что, попахивающее весьма подозрительно. И тогда будут копать, пока не докопаются.
На помощь руководителя из БПТ надеяться не приходилось — времени на попытку связаться уже не было. Что ж, сам заварил кашу, сам расхлебывай. Но для этого надо было сначала выяснить, где и когда они были знакомы. И, конечно, выжать все, что она знает о нем. Особенно то, чего он сам не знает о Кэрде из Манхэттена.
Руиз с закрытыми глазами лежала на софе. На его вопросы она отвечала быстро и четко.
Оказывается, в бытность Дункана детективом-капитаном Джеффом Сервантесом Кэрдом она служила под его началом. Она не знала, что Кэрд принадлежал к подпольной организации, но, когда его раскрыли, участвовала в охоте на него. Затем его посадили в тюрьму, но он сбежал — в погоне она тоже принимала участие. Потом официальные органы ганков Манхэттена сообщили, что труп Кэрда найден в Нью-Джерси. Но об этом она узнала только потому, что была любовницей детектива-майора Валленквиста.
Валленквист. Из глубин памяти выплыло широкое, жирное лицо. Валленквист был его начальником. Но это все, что Дункан смог о нем вспомнить.
Что еще майор ей рассказывал?
Дункан терпеливо вытягивал из пленницы информацию: каплю за каплей, задавая специфические при использовании тумана правды вопросы (допрашиваемый отвечал коротко и буквально), — и вытянул наконец все, что она знала.
Как-то Валленквист заговорил с ней о подозрительном долгожительстве Кэрда. Когда Руиз спросила, что он имеет в виду, майор больше не пожелал говорить на эту тему. «Забудь, — сказал он, — если ты хоть сколько-нибудь заботишься о нас обоих».
— Был ли Валленквист испуган, когда говорил с тобой о долголетии Кэрда?
Что за дьявольская нить связывала его с органиками?
— Он был не в себе, — без выражения ответила Руиз.
— Как именно «не в себе»? Расстроен? Испуган? Как если бы он случайно проговорился?
— Да.
— И Валленквист больше не возвращался к этому вопросу?
— Никогда.
— Что ты думаешь об этой информации и его реакции на нее?
— Ничего. Я не поняла, о чем он говорил.
