Я повернулся к Мавро.
- Почему ты сказал, чтобы я уходил от Люсио?
- Он сумасшедший. Плохо сражаться с человеком в таком состоянии. Ты можешь перерезать ему горло, и он еще пять минут будет рвать тебя, прежде чем поймет, что умер. Пусть успокоится. Тогда его легче убить.
- Мне жаль, что мы потеряли твой нож, - сказал Перфекто.
Я посмотрел на свою руку и понял, что в ней нет ножа.
- Где он?
- Его подобрал самурай. Однако в другой рукав к тебе он не заглянул.
Он прав. К правому запястью по-прежнему прикреплен нож. Но я испытывал ощущение утраты. Нож был прекрасен. Мы подбирали части защитного вооружения, которые я разбрасывал на бегу.
В боевом помещении нас ждал Кейго. Он посмотрел на нас и сказал кому-то в комлинк: "Они здесь". Абрайра сидела на месте водителя, Завала рядом с ней. Он протянул руку, чтобы коснуться ее, утешить, однако не касался. Шлема на Абрайре не было. У нее было измученное и встревоженное лицо. Серебряные паутинки с ее глазах, казалось, расширились, и глаза перестали быть человеческими.
Мавро хлопнул меня по спине и похвастал:
- Какой сюрприз! Видели бы вы дона Анжело! Он махал ножом, нисколько не заботясь о здоровье и самочувствии Люсио! И чуть не отрезал ему голову. Удивительно! Посмотрите: на нем кровь! Можно подумать, он забил свинью.
Мавро думал, что это забавно. Я взглянул на свою защиту и увидел, что она действительно забрызгана кровью.
Абрайра странно смотрела на меня, словно собиралась что-то сказать, но передумала.
Кейго закричал:
- Все вниз! На колени!
Он извлек меч и указал на пол перед собой. Мы осторожно подошли к помосту, глядя в землю, и склонились перед хозяином Кейго. Он долго смотрел на нас.
Перфекто понимал самурая лучше нас всех. Он прижался лицом к полу и закричал:
- Прости их, хозяин, потому что они действовали в порыве гнева.
Кейго тяжело дышал сквозь зубы, потом спокойно спросил:
- Что они сделали?
- Напали на Люсио и разрезали ему лицо - но они помнили твой приказ и не убили его.
Наступило неловкое молчание. Кейго смотрел на нас. Потом сказал:
- Нужно было предварительно подумать. Нужно сначала думать, потом действовать.
- Но... ты сам учил нас, что не должно быть никакого разрыва между мыслью и действием, - сказал Мавро. - Ты хорошо научил нас.
Кейго закричал по-японский, и ожил и начал переводить крошечный прибор у него на воротнике:
- Вы действовали безответственно и напали преждевременно. О чем вы думали? Где ваша честь?
Мне это показалось странным вопросом. Я не понимал, почему мы обесчестили себя, напав на Люсио.
Мавро сказал:
- Я бы отомстил за свою честь, если бы убил их!
- Но ты обесчестил бы своих нанимателей, если бы преждевременно убил этих людей! - кричал Кейго. Потом он успокоился и сказал более мягким тоном, словно спорил с другом: - Корпорации Мотоки нужно, чтобы все были живы, ne? О чем вы думали? Если восстановите свою честь, убив этих людей сейчас, вам придется совершать харакири. Но этого не должно быть! Если вы убьете их, а потом умрете от собственных рук, вы заберете у корпорации Мотоки десять жизней. Вы навсегда опозорите себя. Вы не выполните своих обязательств перед корпорацией!
- Или вы хотите убить этих людей сейчас, а потом героически умереть в битве? Хотите стать Божественным Ветром и умереть героически? - Кейго широко раскрыл рот, чтобы мы видели его язык. В отвращении сморщил лицо. Никто не может с уверенностью ожидать героической смерти. Вы не должны так думать.
- Итак, я вижу только один путь, на котором вы сохраните свою честь. Вы можете убить их сейчас, отличиться в битве, а после войны совершить харакири. Но это очень неопределенный план. Даже если вы сумеете отличиться в битве, вы никогда не будете знать, какой ущерб могли бы нанести эти люди ябадзинам. Вы можете совершать чудеса в битве, но нельзя быть уверенным, что вы себя оправдали. Возможно, вы так считали в гневе, но сейчас гнев ваш уменьшился, и вы видите, что ни один из этих путей не ведет к чести!
Мавро горько сказал:
- Я не об этом думал. Я думал: мы убьем этих людей, а потом ты простишь нас. Я думал, ты поймешь, что мы должны отомстить за себя.
- Я... понимаю, - сказал Кейго. - Я тоже отомстил бы за себя. Но... единственный путь, на котором вы можете отомстить своим врагам и выполнить свои обязательства перед Мотоки, единственный путь, который я вижу, - это ждать окончания войны. Вы сразитесь с ябадзинами, а потом убьете своих врагов. Так вы отплатите долг чести корпорации и отомстите за свою личную честь. Вы ведь не станете терять свои жизни в харакири, ne? Все очень просто. - Он улыбнулся, как будто объяснил простую истину умственно отсталым детям, и теперь надеется, что они поняли.
Все молчали. Я поразился тому, как он ограничен в своем понимании нас. Мне его представление о чести, основанной на обязанностях перед корпорацией, так чуждо, что я с трудом его воспринимал. Я думал не о чести, а о мщении. В Панаме человек восстанавливает честь семьи, когда мстит за нее. Месть и честь - одно и то же. Но обязательства перед нанимателем к чести не относятся. Очень странная концепция.
Абрайра высказала мои мысли.
- Ты не понимаешь. Мотоки платит нам за работу, и мы стараемся выполнить эту работу. Таковы пределы наших отношений. Работа на корпорацию Мотоки не включает с нашей стороны понятие чести.
Лицо Кейго исказилось в гримасе боли, шока и недоумения, словно Абрайра произнесла предельное богохульство. Он быстро заговорил по-японски. Послышался перевод:
- У меня язык прилип от удивления! Как можно не исполнять обязательства перед корпорацией Мотоки? Родители дали вам жизнь, и вы у них за это в долгу, верно? Но теперь Мотоки дает вам еду, дает воду в глубинах пространства. Одежда на вас дана вам Мотоки. Атмосфера, которой вы дышите, создана Мотоки на вашем единственном спутнике и с большими расходами перекачана на корабль. За каждый ваш вздох вы в долгу перед Мотоки. Если забрать все, что дала вам Мотоки, вы мгновенно умрете! Взорветесь в глубинах космоса! Мотоки сохраняет вам жизнь. Разве это не означает долг чести? Разве этот долг не больше долга перед семьей?
Прежде чем кто-нибудь из нас нашелся, Мавро сказал:
- Нет. Мотоки использует нас как инструмент и платит за это.
Кейго ошеломленно молчал. Потом поднял руку и погладил макушку, пригладил свои черные волосы. Несколько раз раскрывал рот, словно собирался заговорить, но снова закрывал. Очевидно, ему было очень трудно понять слова Мавро. Я не мог видеть мир так, как видит его он - своими хирургически преобразованными глазами, из-под идеологического покрова, наброшенного социальными инженерами корпорации Мотоки. Он абсолютно предан корпорации, готов умереть по ее приказу. Я не видел раньше чудовищной пропасти между нами: он в сущности никогда не понимал нас.
Глаза его остекленели, он все с большим ужасом смотрел в пол, совершено отчужденный. Обычное деревянное выражение лица сменилось растерянным. Он махнул рукой в общем направлении симулятора. У нас остается еще несколько минут боевой подготовки. И мы подключились.
Мы плыли над волнистым океаном с водой, чистой, как стекло. Со дна поднимались ленты красных водорослей и качались на воде, как гигантские красные оливы. Стаи пластиковых птиц Пекаря сидели на водорослях, опустив концы сложенных, как у бабочки, крыльев в воду. При нашем приближении они расправляли крылья и отлетали.
Кейго отключил нас. Он поднял голову и заговорил, словно наш разговор не прерывался:
- Я обдумал ваши слова. Вы говорите, что у вас нет долга чести перед корпорацией Мотоки, что нужды корпорации вам безразличны. Но если это так, как я могу убедить вас сохранить жизнь вашим врагам, пока мы не выиграем войну на Пекаре?
Мы не знали, что ответить, и потому ничего не сказали.
Он продолжал:
- Если вы начнете драку с химерой Люсио и его людьми, я убью вас за то, что вы не подчинились моим приказам. Я говорил с хозяином Масаи, тренером Люсио. Если Люсио и его люди начнут драку с вами, их убьет Масаи.
Абрайра сказала:
- Мы будем сдерживаться до окончания войны на Пекаре. Но Люсио твое решение не остановит, особенно теперь, когда он ранен.
Кейго потер подбородок. Он сказал:
- Масаи говорил с людьми Люсио. Они понимают. Они тоже согласились на временное перемирие.
- Придурки! - сказала Абрайра, как только мы вышли из боевого помещения. - Люсио собирается напасть на нас. Вероятно, он сейчас смеется, думая, что одурачил нас этим перемирием! - Она нервно шла по коридору, держа руку у рта. - Анжело, как сильно ты порезал Люсио?
- Глубокий порез, - ответил я. - Я ему разрезал один глаз и нос. Большую часть ночи проведет в операционной. И несколько недель не будет видеть этим глазом.
- Хорошо. Сегодня вечером изготовим оружие. Можно расколоть твой сундук и сделать деревянные кинжалы - что-то, чем можно защищаться.
