Ознакомительная версия.
Так прошли июнь и половина июля; дружок юной пляжницы, которую Виталик учил стильно плавать, подстерег его после смены и попытался набить морду. Не вышло: во–первых, Виталик сам был не дурак подраться; во–вторых, через десять секунд после начала «разговора» прискакали охранники, два громилы со сломанными еще в детстве носами, и Виталиков обидчик был уложен лицом на асфальт, со скованными за спиной руками.
Спокойно, сонно, неторопливо минул июль. Поднималось и опускалось солнце, высыхала, стягивая кожу, морская соль. Оранжевый тент на лодке «52» выгорел до грязно–желтого оттенка, лица девочек, загорающих на надувных матрасах, слились в одно лицо с облупившимся носом и большими, будто надувными губами; потягивая воду из бутылки, поглядывая то на берег, то на море, Виталик даже задремывал иногда от одуряющей скуки. Ему снова захотелось в бассейн.
И вот в один день все переменилось.
Эрвин позвонил и долго ждал ответа. Наконец в глубине дома что–то грохнуло — кажется, разбилось, приблизились шаги, и старческий голос, усиленный динамиком, спросил немного испуганно:
— Кто там? Господин Фролов, это вы?
Эрвин посмотрел прямо в камеру наблюдения, вывешенную над дверью.
— Да, это я. Это я вам писал, господин Андерсон. Вы назначили мне встречу.
За дверью помедлили.
— Я полагал, вы перезвоните…
— Прошу прощения. Вы назначили мне на сегодня, на двенадцать ноль–ноль.
— Я не совсем здоров…
— Господин Андерсон, мне неловко настаивать. Но мы откладывали встречу уже три раза.
Минута промедления. Наконец ключ повернулся в замке, и дверь открылась.
Хозяин оказался вовсе не старым сгорбленным сморчком, как можно было заключить по голосу. Здоровый мужчина лет за шестьдесят, высокий, поджарый, даже, пожалуй, красивый. Вот только взгляд его портил — постоянно казалось, что он собирается солгать.
— У меня очень мало времени… И я давно не общаюсь с журналистами. Если бы не ваша настойчивость…
— У меня в самом деле к вам очень важный разговор, господин Андерсон.
Поперек коридора лежала упавшая статуя — конструкция из металлических штырей, резиновых шлангов и деталей одежды. Все вместе, опрокинутое на пол, напоминало труп инопланетянина, много лет пролежавший на свалке. Современное искусство, очень современное, подумал Эрвин. Хозяин обернулся:
— Это работа моего зятя, скульптора. Бывшего зятя. М–да…
Они прошли дом насквозь. В коридорах стоял горячий, спертый воздух. Кондиционеры не работали.
На заднем дворе под выгоревшим тентом помещался письменный стол. Хозяин уселся в кресло, предложив Эрвину полосатый пляжный шезлонг. В шезлонге, возможно, хорошо было загорать, но вести беседу — не очень удобно.
— Господин Андерсон, я принес с собой первое издание вашей самой знаменитой книги — «Соль». Подпишите, пожалуйста, для Эвелины. Это моя жена.
Этот потертый томик Эрвин нашел у Вельки, на ее шкафчике у кровати, где хранилось только самое любимое и нужное. Ход был лицемерный, но очень эффективный: Андерсон размяк. Моментально, будто щелкнули выключателем.
Он раскрыл книгу и долго писал что–то. Эрвин подумал, что Вель–ка будет рада и, пожалуй, благодарна мужу за автограф. В этом тоже была нотка лицемерия, и Эрвин отогнал ненужную мысль.
— Я хотел бы поговорить с вами о судьбе «Соли», — сказал он твердо и положил на столешницу диктофон.
Андерсон прищурился с профессиональным лукавством:
— А вы тот самый Фролов, который так много писал о русалках? Вы ныряльщик?
— Нет. То есть да, я занимался проблемой работорговли. Но я не ныряльщик.
— Все это ерунда, — Андерсон с удовольствием затянулся. — Русалки… Далекий и прекрасный мир. Таинственный. Да… Потеря идентичности — вот что их ждет. Путь человечества — от многообразия к идеалу. Улицы городов заполнятся идеалами, которые носят одно и то же, смотрят одно и то же, читают, слушают одно и то же, любят одно и то же и выглядят одинаково, — он выпустил кольцо дыма, и Эр–вин вдруг понял, что эту фразу — с точностью до интонации — он произносил уже много раз. Эта фраза выстреливает из него, как конфетти из хлопушки, стоит только журналисту показаться на горизонте.
Эрвин отвел глаза. Собеседник вызывал у него все большую неприязнь, и это было плохо.
Ему очень хотелось пить. День выдался жаркий, палило солнце, лучи пробивались сквозь прорехи в старом тенте и яркими пятнышками лежали на столе, на бумагах, на круглом, с залысинами, лбу Андерсона. Задний двор порос дикой травой, в траве ржавели качели, на которых много лет никто не качался.
— Господин Андерсон, ваша книга — я имею в виду «Соль» — великолепная сказка… романтическая история, сумевшая воплотить сумасшедшую веру в любовь, желание любви, стремление и убежденность, что любовь непременно отыщется, она назначена каждому… А вы сами верите, что любовь русалки и земного юноши — условно говоря, принца — возможна?
Андерсон самодовольно улыбнулся:
— Почему нет? Только вы неправильно ставите вопрос. Не важно, что возможно, а что нет. Важно — поверит ли публика. Если вы опишете разумное существо с тремя головами и хвостом, опишете талантливо — читатель поверит.
— Читатель поверил в любовь русалки и принца?
— Вы ведь сами сказали. Книга имеет, м–да, некоторый успех, — Андерсон улыбнулся с напускной скромностью.
Эрвин облизнул губы:
— Что вы знаете о работорговле?
— Как?
— О работорговле. Вам известны ее масштабы?
— Не совсем понимаю, — Андерсон нахмурился. — В моей книге нет ни слова о работорговле.
— Конечно… Вы знаете, что русалку невозможно поймать в открытом море? Вернее, ее нерентабельно ловить в море — затраты намного превышают выручку?
— Я никогда не интересовался… — благодушие слезало с Андерсона, будто позолота.
— Вы видели русалок в неволе? Вот, скажем, ваш сосед напротив, у него такой высокий забор и такой уютный особняк. И, конечно, бассейн. Вы можете поручиться, что у него не сидит в бассейне русалка на цепи?
Андерсон затушил сигарету. Вид у него был потерянный и мрачный.
— Вы так добивались этой встречи, Фролов…
— Потому что это очень важная встреча. Жизненно необходимая. Вы, Анс Андерсон, без малого пятьдесят лет назад написали книгу. Оставим сейчас ее литературные достоинства… Дело не в этом. Ваша книга породила миф. Самостоятельный информационный объект. И этот миф — о русалке и принце — существует отдельно от вас и от вашей книги. Понимаете?
— Хочешь заработать? — спросил управляющий, и Виталик удивился. Те деньги, что ему платили до сих пор, казались пределом мечтаний и потолком богатства.
Ознакомительная версия.