– Вот именно! Мы не в силах представить себе господина и рабов, как цельность. Мы вертимся карасем на сковородке, лишь бы не признать очевидное. Но и сам помпилианец не в состоянии это сделать! Вы же знаете их отношение к собственным рабам. Разделение – системная ошибка. Убери ее, и система рассыплется. Теперь вы понимаете, о чем я?
– Карась на сковородке, – повторил банкир. – Хороший образ, спасибо. Я запомню. Можно еще пример, Адольф?
– Сотню! Тыщу! Ну вот хотя бы… – сев на любимого конька, профессор заметно оживился. – Мы знаем, что во время клеймения помпилианец увлекает человека, которого наметил себе в рабы, под шелуху. Увлекает насильно, против воли еще свободной личности. Фиксируем: помпилианец способен утащить под шелуху кого угодно, не спрашивая особого разрешения. Став же членом колланта, помпилианец теряет эту возможность. Он больше не способен удерживать прежних рабов и создавать новых. Так?
– Так, – кивнул Лука Шармаль. – Это подтверждается фактами.
– Нет! Не так! Системная ошибка!
– Где вы видите ошибку, Адольф?
– Помпилианец-коллантарий кастрируется природой в смысле утраты клейма. Это факт. Но кастрация имеет место лишь в малом теле, в плотском облике, дарованном от рождения. В большом, волновом теле – в коллективном антисе! – помпилианец служит связующим центром колланта. То есть, в принципе его клеймо работает – в режиме специфическом, но вполне помпилианском. Фиксируем: клеймо перестает работать в малом теле, но работает в большом. Ну же! Поразите меня гематрийской проницательностью!
– К чему вы клоните?
– Никто, – профессор наклонился вперед. Губы его дрожали от возбуждения, – никто и никогда не проверял, как работает клеймо помпилианца, если сам помпилианец находится в большом теле, а объект приложения клейма – в малом. Я говорю не о коллантариях, тут все ясно. Я говорю о случайном, постороннем человеке. Приложите к нему клеймо помпилианца в момент формирования колланта – вдруг мы узнаем много интересного?
Штильнер оказался прав. Банкир Лука Шармаль и впрямь узнал много интересного, но это случилось позже. Интерес довольно быстро превратился в выгоду, как всегда бывает с разумным интересом. К счастью, профессор утром уже не помнил о вчерашних рассуждениях. А может, помнил, но Адольфу Штильнеру, доктору теоретической космобестиологии, не впервой было разбрасываться фейерверком гипотез – и равнодушно смотреть, как огни гаснут, не долетев до земли. Образ фейерверка банкир сконструировал в два приема: про собственно фейерверк – сам, про гаснущие в полете огни – при помощи Джессики, когда внучка на каникулах прилетела к деду на Китту. Так или иначе, десятую часть прибыли, едва дело оформилось организационно и финансово, банкир со всей добросовестностью переводил на счет центра «Грядущее», где трудился Штильнер – в качестве благотворительного нецелевого взноса.
– Мар Шармаль?
Запрос охраны вернул банкира из прошлого в настоящее.
– Слушаю.
– Мар Фриш прибыл. Вы хотите его видеть?
– Да.
Сто четыре секунды Лука Шармаль следил, как микрокар едет к беседке от ворот. В ка́ре, одетый по-дорожному, сидел Гиль Фриш, он же объект Заноза – член одного из трех особых коллантов, принадлежавших банкиру. На сто пятой секунде Фриш шагнул в беседку.
– Здравствуйте, мар Шармаль.
– Здравствуйте, мар Фриш. Мне доложили, вы прибыли в компании?
– Со мной Спурий Децим Пробус и его туземец. Они хотели сопровождать меня на вашу виллу, но им настоятельно предложили остаться в отеле. Они недовольны.
– Я тоже недоволен. Это правда, что ваш коллант взял пассажира в самостоятельном порядке?
– Да, мар Шармаль.
– Кто был инициатором перевозки?
– Я.
– Причина?
– Центр не запрещал нам самодеятельность.
– Центр, мар Фриш, это я. А вы должны знать, что я – не сторонник прямых запретов. Я предпочитаю людей, способных предвидеть последствия заранее. Итак, причина?
– Пассажир спас мне жизнь.
– Ваши поступки диктуются эмоциями? Я удивлен.
– Удивление идет на пользу таким, как мы. Рад, что сумел оказаться вам полезным, мар Шармаль. Чем могу служить еще?
– Присаживайтесь, мар Фриш. Я хочу знать подробности.
В устах Луки Шармаля слово «подробности» означало «все». Художественный образ в обоих случаях; лекарство для гематрийского рассудка. Личный врач рекомендовал банкиру по вечерам, перед сном, читать пьесы, в особенности – комедии Луиса Пераля. Это было невыразимо скучно, но банкир читал.
Он всегда выполнял рекомендации врача.
КонтрапунктИз пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»Федерико:
Весь мир – театр, включая Ойкумену!
Вы думали – кино? Арт-транс? Увы!
В итоге ясно, как ошиблись вы
И как я прав!
Лопес:
За правду ломят цену!
Вас отлупили, вы едва живой,
Едва не заплатили головой,
Вас лекарь и за год не исцелит…
Федерико:
Воистину театр! Но как болит…
Взгляните: это лес? Нет, мешковина.
Вот особняк? Нет, доски и картон.
А это разве люди? Половина
Из них – актеришки. Неверный тон,
Дурная мимика, кривые жесты!
А гонор?! Каждый минимум божествен,
А максимум…
Лопес:
Федерико:
Мой добрый друг!
Вы – худший из актеришек вокруг.
Вы искренни – ужасная беда!
Вам зритель не поверит никогда.
Глава седьмая
Что знают двое, знает свинья
– Отличный виртим, коллега Гавилан.
– Благодарю, коллега Шванкунг.
– Смотрится очень реалистично. О, эта первобытная брутальность!
– Рад, что вам понравилось.
– Понравилось? Я в восторге!
– Вы тоже выглядите впечатляюще.
Коллега Шванкунг, точнее, его виртим – виртуальный имидж – представлял собой мыльный пузырь, колеблющийся в выборе формы между спелой грушей и ярмарочным уродцем. Он колыхался, вздрагивал, ежеминутно менял очертания. Кресло, в котором пузырь расположился на отдых, просвечивало сквозь коллегу Шванкунга, утопая в радужных сполохах и россыпях мерцающих огоньков. «На языке Ларгитаса слово «шванкунг» имеет значение «флуктуация»,» – шепнул Диего в ухо услужливый «толмач», предусмотрительно установленный Карни. Сам маэстро в качестве випса – виртуального псевдонима – взял, не мудрствуя лукаво, прозвище, подаренное ему юной доньей: гавилан – ястреб на эскалонском.
– Пустое! – отметая комплимент, пузырь изящно взмахнул свободным отростком. Верхняя треть коллеги Шванкунга окрасилась в густой багрянец. – Кого сейчас удивишь волновым виртимом? Подумываю сменить, но привык, знаете ли. А ваш, извините за любопытство, соответствует какому-то реальному прототипу? Или композит?
