— Я работаю в конторе, — сказал Жером Боск.
— Вы можете уволиться? Отлично. Садитесь в самолет, аэродром Париж-Орли, четыре часа по вашему времени. Погодите… Мне подсказывают: четыре тридцать. Я заказываю билет. Мой агент в Европе проводит вас до аэропорта. С собой брать ничего не надо. В Нассо найдется все, что нужно.
— Я бы хотел подумать.
— Подумать? Подумать, конечно, надо. Я не могу вам сказать все по телефону. Подробности мы обсудим завтра утром за завтраком. Барбара мечтает с вами познакомиться и места себе не находит. Она сейчас возьмется за вашу книгу. Обещает прочесть ее к завтрашнему утру. Трудные места я ей сам переведу. Наташа тоже хочет вас видеть. И Сибилла, и Мерриел, ну, это уж слишком…
Голос как бы удалился. Но, Жером Боск услышал смех женщин, затем голос Вильденштейна, не такой громкий, но вполне отчетливый, словно он говорил из соседней комнаты: «No, you cant speak to him just now!»[2]
— Они совсем сошли с ума. Что-то удивительное! Они хотят говорить с вами немедленно. Но это невозможно. Я им сказал, чтобы подождали до завтра. Хардинг или Харди, я уже не помню, в общем мой представитель в Европе, он обо всем позаботится. Я рад, что смог поболтать с вами. До завтра. Domani. Manana[3].
— Всего хорошего, — проговорил Жером Боск ослабевшим голосом.
«Который час там, на Багамах? — подумал он. — Часов шесть-семь утра. Наверное, он и вправду читал всю ночь напролет. Читал роман, который невозможно адаптировать для кино. Разве что я это сделаю сам. В конечном счете только я знаю, что я в него вложил, что внес. Он понял: все его сценаристы обломают себе на этом зубы. Это большой человек. Плодотворная работа, блестящая карьера. Две виллы, Ибица и Акапулько».
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал он.
Секретарша остановилась на пороге со странным выражением лица. В руках у нее был клочок бумаги.
— Вам звонили, мосье Боск, пока вы разговаривали по другому телефону. Меня просили передать.
— Что передать? — радостно спросил Жером Боск.
— Я не совсем поняла. Слышимость была скверная. Видимо, кто-то звонил очень издалека. Вы уж извините, мосье Боск.
— Так в чем дело?
— Я разобрала только несколько слов. Он сказал: «Ужасно… ужасно», — два или три раза, а потом — «ненастье»… или «несчастье». Вот, я записала…
— Он не сказал, кто звонил?
— Нет, мосье Боск, он не оставил своего номера. Надеюсь, он перезвонит. Надеюсь, в вашей семье не случилось ничего страшного. Ненастье… несчастье… господи, нет ничего легче, как попасть в такую погоду под машину!
— Я думаю, нам беспокоиться не о чем, — сказал Жером Боск, пододвигая к себе принесенный секретаршей листок бумаги. Взгляд его пробежал по стенографическим иероглифам, затем задержался на трех расшифрованных ниже словах: «Ужасно… ужасно… ненастье».
В последнем слове буква «н» была подчеркнута, а наверху со знаком вопроса поставлено «сч».
— Спасибо, мадам Дюпор. Не беспокойтесь. Я не знаю, с кем бы из моих близких могло случиться несчастье. Таких у меня уже нет.
— Может быть, не туда попали?
— Конечно, не туда попали.
— Ну, тогда я пошла обедать, мосье Боск.
— Приятного аппетита.
Когда она закрыла за собой дверь, он подумал, стоит ли ему подождать, чтобы она ушла, или сразу выйти самому? Обычно они договаривались, чтобы кто-то оставался на случай, если будут срочные звонки. Но сейчас было время отпусков. Вряд ли кто-нибудь позвонит.
Разве что один из этих двух голосов.
Он пожал плечами, искоса поглядев на картинку с носорогом. Сейчас главное было решиться. Черт возьми, пришло время отпусков, и он мог в конце концов отлучиться на неделю, никому ничего не объясняя. Хоть на Багамские острова. А что если агент Вильденштейна вовсе не появится? Что если этот телефонный звонок был всего лишь капризом миллиардера, который возник внезапно и так же внезапно исчез? Кто-то там, на Багамских островах, прочел его книгу или просто узнал, что о ней говорят, и решил услышать его голос, проверить, существует ли он на самом деле?
Жером Боск сунул утреннюю газету в карман. Несколько мгновений он смотрел на телефоны, словно ожидая, что они снова зазвонят, а потом пошел по коридору, по истертой дорожке с выступающими из-под нее параллельными полосами, словно тенями рассохшегося паркета. И пока он спускался по широким каменным ступеням, он все время напрягал слух, почти удивленный, что его не зовет назад требовательный звонок телефона. Он пересек двор и очутился на улице. И направился к маленькому испанскому ресторанчику.
Он поднялся на балкон, где в это время года, как правило, почти не бывало клиентов. Меню он просмотрел больше по привычке, поскольку знал его наизусть, и заказал салат из помидоров, цыпленка а-ля-баск и полграфина красного вина.
Уже почти час пополудни. На Багамских островах сейчас, должно быть, около восьми утра. Вильденштейн, наверное, завтракает, и за его столом сидят Барбара, Сибилла, Мерриел, Наташа и еще полдюжины секретарш, и над ними чистое синее небо, синее-синее, и тени экзотических пальм, и здесь же, не отрываясь от завтрака, он звонит в любые части света, в любые города мира, и голос его, мужественный, уверенный, звучит всюду одновременно, ибо он говорит сразу на трех или четырех иностранных языках обо всех книгах, которые он прочел за ночь.
Жером Боск развернул газету.
Он только приступил к салату из помидоров, когда к нему подбежала официантка.
— Это вы — мосье Боск? — спросила она.
— Да, — сказал он.
— Вас просят к телефону. Мужчина сказал, что вы сидите наверху, на балконе. Телефон внизу, возле кассы.
— Сейчас иду, — сказал Жером Боск, неизвестно на что обозлившись.
Неужели это снова чуть слышный, далекий, неясный голос, почти заглушенный помехами?
А может быть, другой, который говорил из Акапулько и Ибицы? А может быть, это представитель Вильденштейна?
Телефон стоял, как на троне, на шкафчике между кассой и входом в кухню. Жером Боск втиснулся в уголок, чтобы не мешать проходившим мимо официанткам.
— Алло, — сказал он, стараясь заслонить рукой другое ухо от звона тарелок.
— Нелегко же было тебя найти! О, разумеется, я знал, где ты находишься. Но я уже не помню телефона этой харчевни. Собственно говоря, я его никогда и не помнил. Не так-то просто найти нужный номер, когда не знаешь ни имени хозяина, ни точного адреса ресторана.
Это был голос слева, отчетливый, ясный, однако вроде бы более тревожный, чем утром.
— Вильденштейн тебе звонил?
— Да, точно без двух двенадцать, — ответил Жером Боск.
