Ознакомительная версия.
— Как жить, нагваль? — с ходу спросил я.
— А в чем проблема, ученик? Тренажёр не поддаётся?
— И он тоже, — признался я. — Вот у тебя бывает, что ты стоишь перед выбором и не знаешь, как поступить? Я вообще спрашиваю. Скажем, не можешь выбрать подарок отцу.
— А-а, — расслабился Давид. — Твой случай не уникален. Рецепт тут один, он подсказан мне всем моим опытом. В каждый такой судьбоносный миг можно совершить лишь один шаг, верно? Он может быть или правильным, или ошибочным. Так вот если ты встал перед проблемой и не знаешь, в какую сторону метнуться, — дело дрянь. Значит, жизнь завела тебя в порядочный тупик.
— Я так и думал. Это всё?
— Нет, естественно. Все почему-то полагают, что именно в таких ситуациях человек проявляет свободу воли и разум. Это огромная ошибка!
— Неужели? — удивился я.
— Ещё какая… Сётю будешь?
Нагваль снял с масляного бака ковшик и нацедил из него в пластиковый стаканчик тёмного напитка. Я вспомнил мухоморную жидкость в гараже Аоки и заколебался. Эбселена у меня с собой не было, и хлестать психоделик на работе было рискованно. Но я всё-таки сделал один маленький глоток, чтобы не обижать учителя. Он одобрительно кивнул и приложился к ковшику, почти весь выдул. Вкусом сётю напоминал рыбный соус. Я отодвинул от себя напиток и уставился на Давида, чтобы он скорее продолжал поучение.
— Если ты пешка, — протяжно сказал он, — зачем тебе играть вместе со всеми? Съедят, и делу конец.
— И как же быть? Я ведь не шахматная фигура.
— Да, жизнь посложнее будет… Надо выйти из игры или стать ферзём, сынок. К другому стремиться нет смысла. А твой случай простой. Стань выше условностей и ничего не покупай. Скажи, что тебе плевать на подарки и всё такое.
Я задумался, а нагваль подтянул к себе мой стаканчик и опорожнил его. Я стал опасаться, как бы менеджер по персоналу не явился и не застукал нагваля улетевшим. Но он, кажется, был ещё вполне бодрый и с перерывами на непонятные возгласы сообщил:
— Гаракута — всё! Ничего цельного в мире, сплошные клочки. Ты вон какой большой, крышу мне подпёр, а сам плохо склеен. Эй, задуй мне робокока в шкаф, а то расплавится. Труха сплошная, Егор-кун. Смотри, что я тебе покажу! — Он раскинул руки в стороны, оттопырил подальше стальной палец и пошёл прямо на стену. — Сейчас я наружу выйду, смотри и учись.
Он ни на секунду не задержался перед листом пластика и на полном ходу въехал в него лбом. Я успел вскочить и подхватил нагваля, не дал ему опрокинуться на холодный пол. Глаза у него были какие-то больные и мутные, из них показались слёзы.
— Я ещё здесь? Егор, почему я не снаружи? Зачем ты меня занёс?!
Он стал горячо вырываться и забился у меня в руках, но я всё-таки удержал его и усадил на стул.
— Тихо, нагваль, — испугался я. — Там же холодно, снег идёт. Простудишься ещё.
Но он вдруг разревелся, как мальчишка, и стал мазать кулаками по физиономии. Не поверил, значит.
— Почему? За что мне досталась эта темница тела? Я хочу свободно выходить со своего семидесятого этажа на стоянку кибертрана, хочу переноситься силой мысли и взмахом руки! Почему рана должна зарастать месяцами, а не мгновенно? — Он исхитрился схватить с верстака пинцет и уже замахнулся, чтобы пропороть себе ладонь механической конечности. Однако я успел перехватить его удар и вырвал «оружие». — Почему, объясни мне, рука у меня не отросла заново?
— Нельзя, — пробормотал я. При этом я думал, как бы так свалить и чтобы нагваль не учинил в своём ангаре беспредел. — Природа против…
— Природе на нас насрать! — возразил Давид и притянул меня к своему лицу чуть ли не вплотную. — Понял? Её нет, природы. Есть только тюрьма реальности, и все мы гниём в её карцерах, каждый наедине со своими страхами и нелепыми надеждами. Но я всё равно найду из неё дорогу, понял? Прокопаю вот этими руками! И я выведу наружу всех, кто пойдёт за мной! Ты пойдёшь?
— Конечно. Давай завтра.
— Хорошо, — вдруг согласился Давид. — Сегодня очень холодно… — Я сообразил, что момент свободы близок, и усадил нагваля на стул. Потом накрыл обмякшего учителя большим куском ветоши. Он подтянул его к подбородку и прикрыл глаза. Я выпрямился и шагнул к двери. — Вот ещё что, — проговорил нагваль, и я замер. Он таращился на меня сочувственно. — Ты когда-нибудь развалишься на куски, если не обновишь свой клей.
— Уже иду, — сказал я и вышел.
Жуткие бессвязные идеи просто распирали меня изнутри. Один говорит, что природе наплевать на человека, второй вообще её отрицает. Глупости какие-то. Только государству есть до меня дело, оно одно заботится обо мне. Не приведи Будда мне сойти с проторенной дорожки, как полиция возьмёт меня в оборот и вернёт на место. И что это такое — поднимись над «дилеммой»? То же самое, что «вознесись над законом», или что-то другое? Мысли ворочались, как ржавые шестерёнки в старинных часах.
Но одно соображение нагваль всё-таки высказал, оно запало мне в голову. Когда я смог переложить его на свой случай, конечно. Мне нужно выполнить договор со Шрамом и заиметь все его бонусы. Но при этом сделать так, чтобы никто не пострадал и преступление в итоге не состоялось! Вряд ли это можно было выполнить. Что и говорить, чистая теория.
Так я и терзался, пока не увидел рядом с клеткой Генки двух людей. Это были Урсула и какой-то незнакомый отоко в деловом костюме и тёплом плаще. На голове у него была шляпа, а под мышкой — кожаный лопатник для смарта. Этот тип покивал на слова Урсулы, повернулся и ушёл.
— Вот гад, — сказала девушка, когда я приблизился.
— Что такое? — Теперь любая возня вокруг семьи Генки представлялась мне почему-то преступной. — Приставал?
— Хорошо бы пристал, — отмахнулась Урсула. — Я уже намекала ему на эти суру, а он гнёт своё и ни в какую не понимает. Это чиновник из МКБ, Международного комитета по биоэтике. Специально из России примчался, чтобы нам палки в колёса ставить.
— И чего он хочет?
Речи Урсулы отвлекли меня от самокопания. Я даже вздохнул с облегчением, такие они были отвлечённые и какие-то посторонние. Хоть ей никто не предлагает украсть детёныша… «А вдруг предложил? — ошпарила меня злобная мысль. — Конкуренты!» Нет, с такими короткими извилинами в мозгах, как у меня, лучше вообще ни о чём не думать. Кое-как я себя успокоил.
— Согласовать план опытов, естественно. Иначе клянётся зарубить всю тему.
Я глядел на возмущённую девушку, и мне никак не верилось, будто она что-то утаивает. Причём не только от меня! От журналистов, сотрудников и так далее. Такая искренняя… Неужели Шрам обманывает? Кому верить?
— Свистун, — презрительно мотнула она головой в сторону чиновника. Хотя тот уже давно скрылся за поворотом аллеи. — Сказал, что мы нарушаем этические стандарты, хочет раззвонить об этом на весь свет. Вот гляди! — Она сунула мне под нос лист бумеля. Картинка на нём смотрелась как постер со светлым пейзажем, а по краям у неё белели сенсоры прокрутки и перелистывания. И вот эта страница целиком была исписана ссылками на всякие законы, акты и указания. Наверное, все они Урсулой были нарушены. — Вот, Декларацию мне цитировал: «Нужно получить предварительное свободное и ясно выраженное согласие человека либо, если он не в состоянии его выразить, того, кто по закону уполномочен представлять интересы данного лица». Въезжаешь?
Ознакомительная версия.
