— Кого? Бромфилда? Ничего подобного. Она пристально посмотрела на него.
— Гип, упоминал. Не дальше как десять минут назад.
— Правда? — Он задумался. Думал долго и напряженно. Потом широко раскрыл глаза. — Клянусь Господом, упоминал!
— Хорошо. Так кто он? Какое имеет к тебе отношение?
— Кто?
— Гип! — резко сказала она.
— Прости, — ответил он. — Кажется, я немного запутался. — Он снова задумался, напряженно старался припомнить всю последовательность, каждое слово. Наконец с трудом сказал:
— Б… Бромфилд.
— Вряд ли это останется с тобой. Потому что пришло из далекого прошлого. И не будет иметь для тебя смысла, пока ты сам не вернешься туда.
— Вернусь? Как вернусь?
— Разве ты не возвращаешься все время — от болезни к тюрьме, потом к аресту и еще раньше — к этому дому? Подумай об этом, Гип. Подумай, почему ты пошел к тому дому.
Ом сделал нетерпеливый жест.
— Не нужно. Разве ты не понимаешь? Я пошел к этому дому, потому что искал… кого-то. А, да, детей. Каких-то детей, которые могли бы мне сказать, где полоумный. — Он со смехом подскочил. — Видишь? Полоумный! Я вспомнил! Я все вспомню, вот увидишь. Полоумный… Я много лет искал его, всегда искал. Я… забыл почему, по… — голос его прозвучал уверенней, — но теперь это уже не имеет значения. Я хочу сказать тебе, что мне сейчас не нужно возвращаться дальше. Все, что нужно, я уже сделал. Я вышел на тропу. Завтра пойду к дому, получу адрес, поеду туда и закончу то, что начал, когда потерял…
Он запнулся, озадаченно огляделся, увидел сплетенную из проводов трубу на ручке кресла и схватил ее.
— Вот, — торжествующе сказал он. — Это часть… часть… о, черт побери!
Она подождала, пока он не успокоится настолько, чтобы услышать ее. И тогда спросила:
— Вот видишь?
— Что вижу? — жалобно, разбито спросил он.
— Если ты пойдешь туда завтра, то окажешься в ситуации, которую не понимаешь, по причинам, которых не помнишь, будешь искать то, что тебе самому неизвестно. Но ты прав, Гип, — призналась она, — ты можешь это сделать.
— Если я это сделаю, все вернется.
Она покачала головой. Он хрипло сказал:
— Ты все знаешь, правда?
— Да, Гип.
— Ну, мне все равно. Я сделаю это. Она глубоко вздохнула.
— Тебя убьют.
— Что?
— Если пойдешь туда, тебя убьют, — отчетливо сказала она. — О, Гип, разве я до сих пор не оказывалась права? Разве ты уже не вернулся намного? На самом деле вернулся, и все, что вспомнил, от тебя не ускользает?
Он с болью ответил:
— Ты говоришь, что я могу пойти туда завтра и узнать то, что ищу… Ищу? И говоришь, что меня убьют, если я это сделаю. Чего ты хочешь от меня? Что пытаешься заставить меня сделать?
— Просто продолжай, — попросила она. — Продолжай делать, что делаешь.
— Зачем? — рассердился он. — Уходить назад, все дальше и дальше от того, что мне нужно? Что хорошего…
— Прекрати! — резко сказала она. И, к своему собственному изумлению, он замолчал. — Через минуту начнешь кусаться, — мягко и с веселой ноткой сказала она. — Это не поможет.
Он пытался не подчиниться ее мягкости, но она оказалась непреодолимой. Попытался отбросить, но она уже коснулась его. И он сказал спокойней:
— Ты хочешь сказать, что я не должен искать… полоумного и… все остальное?
— О, — ответила она, — и это «о» прозвучало очень многозначительно. — О, нет. Гип, ты узнаешь все, правда, узнаешь. Но сначала ты должен понять, что ищешь и почему.
— И сколько времени на это уйдет? Она трезво покачала головой.
— Не знаю.
— Я не могу ждать. Завтра… — Он ткнул пальцем в окно. Тьма рассеивалась, скоро восход. — Сегодня, видишь? Сегодня я пойду туда… я должен. Ты ведь понимаешь, как долго я… — Голос его стих. Гип повернулся к девушке. — Ты говоришь, меня убьют. Я предпочитаю быть убитым, но найти. Ради этого я жил.
Она трагично взглянула на него.
— Гип…
— Нет! — рявкнул он. — Ты меня не отговоришь! Она начала говорить, замолчала, склонила голову. Опустилась, спрятала лицо на постели.
Он в ярости расхаживал взад и вперед по комнате, потом остановился над ней. Лицо его смягчилось.
— Джейни, — сказал он, — помоги мне… Она лежала неподвижно. Он знал, что она его слышит. И сказал:
— Если это опасно… если кто-то собирается убить меня… скажи, кто именно. По крайней мере дай мне знать, что искать.
Она повернулась лицом к стене, чтобы он мог ее слышать, но не видел лица. Напряженным голосом ответила:
— Я не сказала, что тебя кто-то хочет убить. Я сказала, что ты будешь убит.
Он долго стоял над ней. Потом проворчал:
— Ну, ладно. Буду убит. Спасибо за все, Джейни. Тебе лучше остаться дома.
Она слабо, медленно, как в бреду, встала. Повернулась к нему с таким горестным выражением, что сердце его дрогнуло. Но он упрямо сжал зубы, посмотрел на дверь, повернул к ней голову.
Она пошла, не оглядываясь, с трудом переставляя ноги. Он не мог этого вынести. Но позволил ей уйти.
* * *
Простыня слегка смята. Гип медленно прошел по комнате и посмотрел на постель. Протянул руку, потом упал на кровать и зарылся лицом. Простыня еще сохранила тепло ее тела, и на короткое, почти неуловимое мгновение он ощутил нечто, связанное со смешанным дыханием, с двумя зачарованными душами, сливающимися воедино. Но это ощущение тут же исчезло, вообще все исчезло, и он лежал в истощении.
Давай, начинай болеть. Свернись в клубок и умри.
— Хорошо, — прошептал он.
Можно и умереть. Какая разница? Умереть или быть убитым, кому какое дело?
Джейни не все равно.
Он закрыл глаза и увидел ее рот. Он думал, что это рот Джейни, но подбородок слишком заостренный. Рот сказал:
«Просто ложись и умирай, вот и все», — и улыбнулся. От улыбки заблестели стекла толстых очков; это значит, что он видит все лицо. И тут он ощутил боль, такую сильную и неожиданную, что повернул голову и застонал. Рука… его рука порезана. Он посмотрел на нее, увидел шрамы, от которых исходила внезапная боль.
— Томпсон, я должен убить Томпсона.
Кто такой Томпсон, кто такой Бромфилд, кто такой полоумный в пещере… пещера, где пещера, в которой дети… дети… нет, детей там нет…, нет детей… там только одежда, вот что! Одежда, старая, изорванная, лохмотья; но так он…
Джейни. Ты будешь убит. Просто ложись и умри.
Глаза его закатились, напряжение сменилось ползучей летаргией. Это нехорошо, но все же лучше, чем чувства. Кто-то сказал:
— Сорок или еще выше в правом квадранте, капрал, или феи размагнитят твои заряды. Кто это сказал? Он. Гип Барроу. Он сказал это.
