— Все понятно тогда, — уверенно заявил молчавший все это время Назар Мамедович. — Догадка ваша, Евгений Николаевич, в основном верна. Дмитрий Иванович, видимо, в самом деле пытался спасти параболоид, только он попал при этом не в конус солнечных лучей, а был сброшен ветром в реку.
— Да-да, правильно! — подтвердил Джафаров. — Астров пока еще так слаб, что расспрашивать его врач категорически запретил. Но из того, что он сам сказал, когда к нему вернулось наконец сознание, Керимов сделал предположение, что Астров сорвался откуда-то в реку. Плыл потом по течению, боролся с волнами, совершенно обессиленный был выброшен на берег и потерял сознание.
Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений в происшедшем. Даже Антон Кириллович, кажется, окончательно разуверился в своих заблуждениях.
***
На следующее утро, собираясь в институт, Назар Мамедович сказал Курганову:
— Антона Кирилловича я забираю с собой. Он слишком засиделся здесь и стал отставать от жизни. Придется подыскать ему другую работу. Ну, а вы, Евгений Николаевич, временно останетесь здесь за начальника.
И, уже садясь в машину, он заметил удовлетворенно:
— Вот ведь как блестяще восторжествовала ваша точка зрения, Евгений Николаевич! Сарычев не меньше вашего, пожалуй, искал Астрова, но пошел при этом по темному следу, и Дмитрий Иванович пропал для него бесследно. А вы шли от светлых сторон характера Астрова оказались правы. Удивительную закономерность вижу я во всем этом происшествии!
На нем был легкий, хорошо сшитый серый костюм. В зубах дымилась дорогая папироса. Короткими взмахами весел он гнал вниз по течению Волги легкий однопарный ялик, на корме которого лежали спиннинг с набором блесен, десятка полтора кружков, бадейка для живцов, багор, зевник, экстрактор и другие рыболовные принадлежности.
— Опять, видно, к нам за живцами этот чудак! — усмехнулся рослый, широкоплечий бригадир рыболовецкой колхозной артели, принимавший улов на моторный бот.
Ялик в самом деле подплыл к рыбачьей флотилии. Гребец пустил весла по борту и, добродушно улыбаясь, поздоровался с бригадиром. Поинтересовавшись, как идут дела в артели, протянул папиросы, предложил закурить и спросил:
— Не раздобуду ли я живцов у вас?
— Это можно, — отозвался бригадир, подтягивая мокрую снасть, свисавшую за борт. — Сколько вам?
— Да вот не знаю, какой жор будет, — задумался рыболов, поднимая со дна ялика пустую бадейку. — Погода-то, кажется, к ветру?
— Да, к вечеру ждем ветра, — подтвердил бригадир, сбрасывая снасть на палубу.
— Сильного? — заинтересовался рыболов.
— Порядочного. Баллов так пять — шесть, с дальнейшим усилением.
— Надолго, значит?
— Может и на недельку заладить.
Рыболов, видимо, остался доволен полученными сведениями. Приветливая улыбка не сходила с его сытого лица. В порыве благодарности он снова достал папиросы и почти все раздал рыбакам. Ему наполнили бадейку живцами. Он поставил ее на прежнее место в ялике и, уже попрощавшись, будто невзначай, спросил:
— А насчет ветра по местным приметам предположение делаете или как?
— Мы кустарщиной не занимаемся, — усмехнулся молодой рыбак в полосатом тельнике. — Нас метеорологическая станция обслуживает. Прогноз дает на несколько дней.
Рыболов еще раз кивнул колхозникам и взялся за весла.
Когда он отъехал довольно далеко, седой коренастый рыбак, член правления рыболовецкого колхоза, сомнительно покачал головой, вынул изо рта трубку и заметил:
— Не нравится мне этот рыболов.
— Чего так, Семен Петрович? — спросил бригадир.
— Все ветром интересуется. Вчера, думал, случайно это, а сегодня опять вот.
— Ну так что же? — удивился бригадир, снимая фуражку и вытирая потный лоб. — Для рыбака погода — дело важное.
— Так-то оно так, — задумчиво произнес Семен Петрович, — только присмотрелся я к его рыболовному снаряжению: как в магазине — все новенькое. Да и кто же кружками на течении ловит. Видом опять же не похож он на местных любителей, тех, что я знаю.
— По всему видно, что не из наших, — согласился молодой рыбак в полосатом тельнике, прислушавшись к разговору. — Из приезжих, верно.
Минут пять Семен Петрович сосредоточенно размышлял, потом подозвал рыжего веснушчатого парнишку и шепнул ему что-то на ухо.
Парнишка проворно сел в лодку и поплыл, огибая небольшой островок.
Часа через полтора он вернулся и доложил Семену Петровичу:
— Видно, для блезира только порыбалил этот пижон. Забросил раза два спиннинг, а кружки и не ставил даже. Потом расплатился с Охрименко за ялик и ушел в город. Живцов в воду выпустил, а жерлицы Охрименко подарил. “На память”, говорит.
— Ну, а кто он таков? — допытывался Семен Петрович, неторопливо набивая трубку табаком. — Поинтересовался?
Парнишка самодовольно улыбнулся:
— А как же! Навел справки. Охрименко его хорошо знает. Он у него третий раз ялик нанимал. Говорит, что из гостиницы “Волга”, вроде турист какой-то.
Майор Дубравин долго рассматривал стеклянные осколки, разложенные на чистом листе белой бумаги. Осколки были разной формы. Стекло самое обыкновенное, прозрачное и не очень тонкое. Однако по всему чувствовалось, что майора эти простые стекляшки очень интересовали. Он торопливо соединил их, хотя стоило это немалого труда, и пытался возможно точнее измерить диаметр получавшейся трубочки.
Лишь на короткое время оставлял он это занятие, принимаясь ходить по кабинету и вполголоса напевать свою любимую песню: “Летят перелетные птицы”.
Укрепившись наконец в каком-то твердом мнении, майор вышел из-за стола и открыл обитую войлоком и дерматином дверь в соседнюю комнату.
— Товарищ Глебов, — обратился он к старшему лейтенанту, разбиравшему какие-то бумаги, — вы не помните, каков был диаметр той, первой?
Старший лейтенант достал записную книжку и посмотрел запись.
— Пятнадцать миллиметров, товарищ майор, — доложил он.
— Так-с, — задумчиво проговорил Дубравин, прохаживаясь перед фронтом книжных шкафов, в стеклах которых отражалась его высокая фигура. — Диаметры совпадают!
Старший лейтенант, белокурый молодой человек, терпеливо ждал. По упрямо сведенным бровям начальника он заранее знал, что вопросов будет немало.
