"Вы тоже инспекторы Галапола?"
"Можно сказать и так. Нам приказано любой ценой обеспечить вам безопасность и возвращение в 31-й век".
"А вдруг, несмотря ни на что, у вас ничего не выйдет?"
"Должно выйти. При нужде мы можем вызвать любую помощь. Все эпохи борются с нарушителями времени. Цепь развития человечества простирается в бесконечность, Рой".
Понятно, мне до смерти хотелось засыпать моих собеседников вопросами, но нетрудно было догадаться, что ответа на них я не получу. Основные правила нарушать никому не позволено. Так же, как я не имел права рассказывать Лоренцо о будущем Боливарии. Они не скажут ничего об эпохе, которая наступит после моей собственной, не скажут, какова будет моя судьба. Кроме границы темпоральной, есть еще граница моральная, и пересечь ее бывает куда опаснее, чем совершить хроноклазм.
"Ну, все. Удачи тебе, Рой. Прощай."
"Спасибо..." - ответил я. Не знаю, почему вдруг нежный женский голос заставил сжаться мое горло. Я не мог побороть желания признаться говорившему со мной, что голос его напомнил мне Флору: "Где-нибудь... когда-нибудь... мне хотелось бы с тобой встретиться". Она не ответила, хотя я знал, что она здесь: об этом свидетельствовала серебристо-голубая сфера. Вместо ответа на меня нахлынула теплая, ласковая волна чувства. Надеюсь, это был ответ. Я попытался послать ей такую же волну, но опоздал. Мозг погрузился в блаженное помрачение, альфа-ритм ослаб, как волны в утомленном бурей море.
Я поднял руку и понял: вернулась нормальная сила тяжести. Голубой туман растаял. Колеса джипа стукнулись об асфальт. Снова в небе засверкало солнце.
Я зажмурился. Будущее... Неужели люди Галапола еще не сталкивались с посланцами отдаленных эпох? В своей гордыне мы считали до сих пор, что только нам дано путешествовать во времени. А ведь ученые 35, 42 или 50-го столетий наверняка занимаются тем же, чем и мы. Тоже ловят своих наглых и жалких преступников. Разведчики их, знающие языки, обычаи и законы давно минувшего, ходят среди нас, как в 20-м, так и в 31-м веке...
Появилась возможность переходить темпоральную границу - ив каждой эпохе размножились пришельцы из будущего: резиденты, исследователи, любопытные, просто наблюдатели, преступники... Но можно ли рассказать это у себя? Нужно ли упоминать об этом инциденте шефу и специальной комиссии Галапола по делу Килиоса, когда меня вызовут свидетелем? Все сильнее я склонялся к убеждению, что об этом следует молчать. Главным образом потому, что нам помогли. Возможно даже, успех всей нашей операции был следствием благословенного вмешательства. Если бы шефу стало известно, что вернуть Килиоса нам удалось только благодаря технической помощи из далекого будущего...
Хозяева голубого шара стоят на страже истории. Истории, органическим элементом которой стала наша экспедиция в Боливарию конца 20-го века. Впоследствии, возможно, еще при моей жизни, а может, и позже славная экспедиция Роя Медины и Баракса будет записана в альманахи, а памятные кристаллы - в специальные исторические труды. Мотивы поступка Килиоса будут проходить в школе как поучительный пример. Эта экспедиция стала частью прошлого, которое нельзя изменить. Потому-то наши потомки и присмотрели за нами и приняли меры, чтобы наше предприятие окончилось успешно. Возможно даже, что на протяжении всей операции они незримо были с нами. В Лории, в Боливаре, на Южной автостраде, на вилле по улице Альжерирас, в тюрьме и во дворце...
Туман рассеялся. Серебристо-голубое сияние исчезло без следа.
Джип стоял посреди шоссе. Голубой шар исчез. Снова я почувствовал на лице жар солнца. Пошевелился. Первым делом посмотрел на Килиоса. Он молчал. Невидящими глазами он уставился куда-то вдаль. Лицо его было равнодушно.
Неожиданно включился Баракс.
- Рой?
- Да?
Я старался, чтобы мой голос звучал как можно более естественно и даже в мыслях избегал упоминать о случившемся. Не хватало еще, чтобы Бараксу стало известно то, что даже люди не могли бы воспринять спокойно. Я огляделся. Дорога опустела. Однако следы гусениц и автомобильных шин, отпечатавшиеся на поле, говорили о том, что недавно здесь прошла целая армия. Ветер раскачивал стебли растений. Пели птицы.
Было так спокойно...
Я нажал на газ, и мы поехали. Стальные пальцы Баракса снова сжали запястье Килиоса. Часы подтвердили мои подозрения: мы передвинулись во времени на сорок минут. До появления Гурова осталось 1200 секунд. Следовало поторапливаться.
Баракс не унимался:
- Странное дело, Рой. Время ощутимо передвинулось вперед.
- Тебе померещилось.
- А куда подевались солдаты? Только что навстречу нам двигалось несколько тысяч человек. А теперь их и след простыл.
- Рядом проехали, ты что, не видел? Баракс, да ты заснул! попытался я разыграть недоумение. - Присматривай за Килиосом, я прибавлю скорость.
- Ладно, - буркнул он и погрузился в размышления. Нетрудно было догадаться, над чем: он просто был не в состоянии представить, что его вот так взяли и отключили. Ну, бог с ним. Мне не хотелось больше думать об этом. Баракс никогда ничего не забывает - и все же я надеялся, что, отчитываясь, он не придаст особого значения этому происшествию.
По обочине верхом на осликах ехали крестьяне. По неширокой речке медленно плыла баржа. Похоже было, что здесь никому нет дела до того, что творится в столице. Села и поля дышали вечным покоем.
Килиос окончательно пришел в себя.
Первым делом он попытался освободиться. И, конечно же, безуспешно. Подергался и сник, уныло глядя в сторону. В зеркальце было видно его угрюмое лицо. Любоваться Килиосом мне вовсе не хотелось: дорога шла плохая, мне надо было быть внимательным, да и до Сан-Фернандо осталось уже немного. Мы миновали мост, и джип заюлил меж холмов. Вскоре показался и городок.
На рыночной площади я остановил машину, подозвал какого-то мальчишку и спросил дорогу к старой пирамиде. Маленький сорванец охотно проводил нас. На часах было уже 11.51. От пачки денег, что тогда вручил мне Гуров, осталось несколько бумажек, и я отдал их мальчишке. Радость его была неописуема.
Пирамида высилась на восточной окраине города. Я и представить себе не мог, что в средние века люди умели строить такое. Швы между камнями ступенчатой рукотворной горы заросли буйной тропической растительностью. Вершину пирамиды словно срубили - она была плоской, из-за этого постройка производила впечатление незавершенной. Каждая грань была не менее ста метров в длину. Каменные блоки складывались в лестницу к небу с узкими и очень высокими ступенями.
- Идем наверх, - приказал я. Баракс, разумеется, повиновался немедленно, зато историк заупрямился.
