– Э-э… Еще раз.
– Салем создан не только людьми. Еще раз?
– Нет, просто поясни.
– Видимо, на Земле живут и другие разумные расы. Почему мы с ними незнакомы, я не знаю. Может быть, мы просто не воспринимаем их, смотрим мимо… а может быть, нас разделяют какие-то перегородки, стены, не знаю, как это выразить…
– Вот это я поняла. Интересно, что примерно о том же говорил мой дед. Он был мудрым человеком. Но ему никто не верил. А ведь он даже не бывал наверху…
– Тогда я не понял. А о чем он говорил?
– О перегородках и стенах. О том, что все вокруг значительно сложнее и запутаннее. Что мир полон замаскированных стен. Он все пытался найти дверь в стене. И наверное, однажды нашел. Представляешь, он вышел из дому. Его ждал автомобиль – на другой стороне улицы. Так получилось – нельзя было подъехать. Пришлось пройти лишних двадцать метров. Он дошел до автомобиля, стал обходить его – и исчез. Там негде было исчезнуть, но он исчез… Никто не видел, как это произошло. Но как-то произошло… Извини, я перебила.
– Нет-нет. Я ведь ничего такого важного не говорил. Но когда поймешь наконец, что все это принадлежит не только нам… становится как-то проще. Понятнее.
– Возможно… – с сомнением протянула Лени и тут же спохватилась: – Все. Время. Надо идти.
Штурмфогель встал. Вдруг, неожиданно для себя, наклонился и поцеловал сидящую Лени в лоб. Она отшатнулась, покраснела. Но через миг вскочила, рукой притянула голову Штурмфогеля к себе, поцеловала в уголок рта… И – метнулась бежать.
Берлин, 3 марта 1945. 22 часа
То, что поднялось с кровати Хельги, уже почти ничем не напоминало человека. Разве что тем, что стояло на двух ногах и имело две верхние конечности. Оно было тоньше и выше, колени и локти оканчивались длинными зазубренными шипами, острые загнутые шпоры торчали из пяток, на которые существо не опиралось при ходьбе, пружиня на носках необыкновенно длинных ступней. Из-за этого походка была стремительной, летящей. Кожа, если это была кожа, отливала графитным блеском. Голова – удлиненная, с покатым твердым лбом, из-под которого мрачно посверкивали четыре выпуклых красноватых глаза (два смотрели вперед, два – в стороны), – сидела на короткой, но очень гибкой шее. Маленькие челюсти вряд ли были предназначены для нанесения вреда противнику, но из груди выступал острейший пилообразный гребень; подобные же гребни, поменьше, украшали собой голени и предплечья…
Движения существа были стремительны и нечеловечески точны.
Оно прошло сквозь четверых охранников на входе столь быстро, что они вряд ли успели понять, кто перед ними и что оно с ними делает…
Дальше была темная улица и холодный дождь; капли его не задерживались на коже существа. Дома мелькали, сливаясь в один бесконечный дом без входов. Существо что-то искало, но пока само не знало что.
…и все это время Хельга – нет, уже не Хельга, а Ута, девочка Ута, что они с тобой сделали… – билась в клетке, в которую ее заключили. Не останавливаясь ни на секунду, она царапала, била, трясла, расшатывала прутья – пока вдруг не почувствовала, что один стал поддаваться…
Волков был изощрен, но не всесилен…
Берлин, 3 марта 1945. 22 часа 15 минут
Нойман выслушал доклад, ни разу не перебив Круга – что само по себе было весьма необычно. И когда Круг замолчал, Нойман еще долго рассматривал свои пальцы. На левом указательном белел ребристый шрам – в детстве мальчик Зигги любил пускать ракеты из артиллерийского «макаронного» пороха…
– Хете был прав, – сказал он наконец. – Нужно было убрать ее сразу. Я чувствовал… но так хотелось сыграть… обыграть…
– Я не понимаю нескольких вещей, – сказал Круг. – Почему…
– …кто мог подумать, что он не станет играть, а просто смахнет фигуры? – не слушая Круга, проговорил Нойман. – Почему ни один пост не засек попытки проникновения в здание, а? Почему нападавшие использовали только холодное оружие? Наконец, зачем понадобилось захватывать Хельгу, потом отдавать ее нам, потом опять захватывать…
– Почему ее увели голой, – подсказал Крут. – А если переодевали – то с какой целью? И потом… есть подозрение, что непосредственная охрана Хельги погибла по крайней мере час назад. Доктор скажет точнее. То есть…
– То есть имело место тихое проникновение – и громкий выход. Так?
– Да.
– Для чего? Если можно тихо войти, значит, можно так же тихо удалиться. Нет?
– Подожди… – Круг уставился в одну точку. – Что-то померещилось… Ладно, вспомню. Громко выходить имеет смысл, если хочешь отвлечь внимание от того места, через которое вошел.
– То есть они намерены вернуться?
– Наверняка.
– Так, может быть, гипотетическая наша «крыса» – это вовсе не человек, а место? – Нойман даже привстал. – Кто-то приходит, распускает уши, узнает, что ему надо… сматывается… Возможно такое?
– Вполне, – сказал Круг, бледнея. – По крайней мере в это я легче поверю, чем в успешное прохождение предателем контроля лояльности.
– Ищи, – наставил на него палец Нойман. – Как хочешь, чем хочешь, носом, рылом… ищи! Белов и вся его служба – под твое начало. День тебе даю. Все… Да! – закричал он в спину повернувшемуся Кругу. – Увели голой. Наверное, через этот канал в одежде не пройти. А?
– Возможно, шеф, – кивнул Круг и вышел из кабинета.
И тут Нойман почувствовал, что еще один вопрос остался без попытки ответа. Взяли, отдали, взяли. Зачем?
Значит, все-таки «слепок»…
Круг и его люди не нашли в сознании Хельги характерных следов подготовки «слепка». Но это не значит, что нет более тонких методик…
«Слепками», «матрицами», «копирками» называлось особое состояние сознания какого-либо человека-носителя. Носитель вел себя обыкновенно, не вызывая подозрений, при этом (сознательно или несознательно, это зависело от методики) создавал в своей памяти эйдетический слепок реальности. И умелый интерпретатор мог воссоздать реальность, с которой «слепок» был снят, в высшей степени достоверно – и даже с деталями, которые не попали в поле зрения носителя, а пришли туда в отражениях личностей других людей…
Методика эта просуществовала некоторое время, но очень скоро англичанами был найден детектор «слепков» – и от применения ее пришлось отказаться. Дальнейшие работы в этом направлении были прекращены личным распоряжением фюрера.
Очевидно, зря.
Но если есть какой-то «подземный ход»… «слепки»… то Штурмфогель?..
Ни при чем?
Нойман почувствовал озноб. Отменить охоту? А если он уже убит? Все-таки Хете – это Хете, от него еще никто не уходил. Как тогда все будет выглядеть?
Он, Нойман, отдал приказ убрать офицера, ценнейшего сотрудника, просто по подозрению, из-за стечения обстоятельств, играя на руку врагу?..
