— И это ты, Сторти?
— Нет. Лошадей поставили Метью и Бен. Ты же знаешь, что их родители коннозаводчики.
Хорошо иметь сто друзей, но когда и чем смогут они расплатиться с ними?
— Я побуду с вами денек, а потом вернусь в Верону, чтобы не возбуждать подозрений.
— Можно нам проехаться верхом? — спросила Ула, с восхищением глядя на лошадей.
— Перестань задавать глупые вопросы и проникнись сознанием, что ты теперь хозяйка фермы. К собственности, правда, привыкают быстро, через пару дней вы будете коситься, если я попрошу разрешения покататься на ваших рысаках. Впрочем, отказав своей тетке, ты, дорогой племянничек, — обратился он к Уле, — и ты, любезная племянница, поступите правильно, ибо синьора Петра с ее габаритами способна заездить самого мощного тяжеловоза из тех, какие водятся на Сицилии.
Только сейчас Ула и Ром спохватились, что все еще остаются в маскировочных нарядах. Вдоволь насмеявшись, они переоделись и отправились на прогулку, предупрежденные Сторти не ездить в близлежащие поселения.
Ула оказалась лихой наездницей — как и всех отпрысков знатных фамилий, ее с детства обучили верховой езде. Они основательно познакомились с окрестностями, не встретив ни души, и лишь издалека понаблюдали за отдельными домиками, рассеянными на горных склонах. Возвращаясь другим маршрутом, молодые люди обнаружили в нескольких километрах от дома водопад и долго любовались красочным зрелищем. Падая с отвесного утеса по обе стороны от основного каскада, струйки воды за столетия проложили в известняковом грунте желобки и скатывались теперь по ним, как по сосудам, специально для того изготовленным. Им не надо было выбирать себе путь, сталкиваться в борьбе за место с соседями и, не сумев отстоять его, взмывать в воздух и разлетаться брызгами.
— Тебе не кажется, Ром, что мы похожи на этих уютно устроившихся, покорных одиночек? Проложили им дорожку, и теките себе на здоровье, ни о чем не заботясь.
— Я сам думаю о том же. Не выходят из головы родители, Гель. А Сторти, что он будет делать без гроша в кармане? Но ты не бойся, мы в долгу не останемся. Лишь бы нам дали пожениться и стать на ноги.
Вернувшись, они нашли Сторти на кухне, наставлявшего робота по кулинарной части. Сунув им бутерброды, он велел не появляться в доме до вечера. Они охотно подчинились, занявшись чисткой лошадей, испытанием грузовика и другими хозяйскими заботами. Отыскав в сарае лопату, Ром начал взрыхлять землю, рассчитывая раздобыть семян и разбить огород. Рубашка на спине взмокла, мышцы заныли от непривычной работы, но он не сдавался, пока не обработал весь намеченный участок.
— А знаешь, — сказал он Уле, которая пришла звать его искупаться в ручье, — гермеситы много потеряли, доверив все механизмам. Пусть урожая мне большого не собрать, зато каждый выращенный здесь огурец будет для меня дороже золота.
Кликнув их домой, Сторти повел пару в спальню, отворил платяной шкаф и, указав на висевшие там вещи, велел одеваться. Ула ахнула, увидев роскошное белое платье. Рому предназначался строгий черный костюм.
— В чем дело? — спросил он.
— Торжественный ужин, — лаконично ответил наставник и удалился.
Сторти был поразительно неразговорчив, словно выполнял какую-то ответственную миссию и не мог отвлекаться на всякие пустяки.
Пока они одевались, раздался шум мотора, к дому подъехала машина. Ула с тревогой выглянула в окно, но, увидев, что Сторти мирно беседует с каким-то незнакомым человеком в сутане, успокоилась.
— Какая же ты у меня красавица! — восхитился Ром, когда Ула закончила свой туалет.
В приподнятом настроении они спустились в гостиную. Здесь был накрыт праздничный стол, в центре которого возвышался пирог, обставленный свечами. Сторти, также принарядившийся, представил им своего «старого друга» патера Домини и сказал:
— Приступайте, святой отец.
— К чему? — удивился Ром.
— К венчанию, понятно, не к похоронам.
День чудес продолжался. Преподнесенный им очередной сюрприз необычайно взволновал молодых людей и в то же время поверг их в смущение.
— Но мы не готовы к этому, — пролепетал Ром.
— То есть как не готовы? Клялся в любви, а теперь в кусты? Тогда я сам на ней женюсь. Пойдешь за меня, Ула?
— Дайте им прийти в себя, — вмешался священник, и они со Сторти отошли в сторонку.
— Ты помнишь, Ула, что говорил нам Дезар? А теперь церковный обряд… Я, право, не знаю…
— Глупый, какое это имеет значение! Главное, наш союз будет освящен религией.
— Да, но по какому канону? Ведь у каждого клана своя церемония. Придравшись к этому, могут объявить брак недействительным.
Ула надула губы.
— Ну, знаешь, не хватает, чтобы невеста уговаривала жениха! Я принимаю предложение Сторти.
Ром подошел к священнику.
— Скажите, ваше преподобие, к какому клану вы принадлежите?
— Я агр.
— А по какому обряду вы нас хотите обвенчать?
— Не тревожьтесь, сын мой, я обо всем подумал. Мы произнесем формулы обоих ваших кланов, так что никто не сможет оспорить законности брака.
— Извините, вам лично это не грозит осложнениями?
— Вероятно, но я не боюсь, иначе меня бы здесь не было.
Еще одна жертва ради их счастья!
— За все заплатишь потом, — шепнул Рому на ухо наставник. — Поп не пропадет, у него денег куры не клюют, он еще меня прокормит.
Они расположились в установленном порядке, причем Сторти пришлось быть свидетелем с обеих сторон.
— Ула Капулетти, — спросил священник, — готова ли ты по закону бога матов — Числа взять в мужья Рома Монтекки и сохранять ему верность до самой смерти?
— Да.
— Ром Монтекки, готов ли ты по закону бога матов — Числа взять в жены Улу Капулетти и хранить ей верность до самой смерти?
— Да.
— Ула Капулетти, готова ли ты по закону бога агров — Колоса взять в мужья Рома Монтекки и хранить ему верность до самой смерти?
— Да.
— Ром Монтекки, готов ли ты по закону бога агров — Колоса взять Улу Капулетти в жены и хранить ей верность до самой смерти?
— Да.
— Именем и волею единого бога гермеситов — Разума, — торжественно провозгласил патер, — объявляю вас мужем и женой. — Он дал им расписаться в заранее заготовленном брачном свидетельстве. — А теперь обменяйтесь обручальными кольцами, поцелуйте друг друга и будьте счастливы, дети мои.
Кольца! Где их взять? Новобрачных кинуло в дрожь, у них мелькнуло предчувствие, что эта немаловажная деталь станет дурным предзнаменованием для их союза.
