Он уже готов был покачать головой, но, взглянув на Филоса, взволнованно следившего за каждым его движением, не смог открыть рта. Кроме того, Сиес и Милвис не допустят этого. (Но помни, Чарли, помни — ты знаешь установки машины!).
— Филос… ты можешь провести нас в Первый Научный блок к машине времени так, чтобы нас не увидели?
— Если нужно, смогу.
Далее Филос не сказал ничего особенного, но то, как он произнес эти слова, как блестели при этом его глаза, сказало Чарли о многом.
Филос прошептал: — Идем, расскажем Фруру и Сутин.
Еще плотнее завернувшись в толстый плащ, Филос жестом пригласил Чарли сделать то же самое. Затем он приложил ладони рук, одну над другой, к дальней стене, пальцы его, видимо, вошли в специальные углубления, Филос нажал, и плита отошла, открыв вход в помещение. Заглянув внутрь, Чарли увидел треугольную камеру, откуда сразу же повеяло морозным воздухом. Здесь устроен воздушный шлюз, — пояснил Филос. — Купол Лидома уже закончился, мы фактически за его пределами. Держать вход открытым нельзя, так как будет постоянная утечка воздуха, и на насосной станции этим кто-нибудь заинтересуется.
Чарли впервые сообразил, что не только температура, но и давление воздуха на Лидоме контролируются.
— Там сейчас зима?
— Нет, но ведь мы находимся высоко… Я войду первым и подожду тебя.
С этими словами Филос вошел в треугольную камеру и нажал на стену. Плита повернулась, скрыв его от глаз Чарли, а затем еще раз повернулась, но была уже пуста. Чарли вошел внутрь и нажал на стену. Через мгновение он уже стоял на склоне холма, а в небе светили звезды, и было очень холодно. У Чарли перехватило дыхание от острого холодного воздуха, а, может, от звезд.
В их достаточно ярком свете они начали быстро спускаться вниз по склону, пока, запыхавшись, не оказались во впадине между скалами. Здесь Филос нашел дверь и толкнул ее внутрь. Оттуда пахнуло теплом. Они вошли внутрь и ветер прихлопнул дверь. За ней была вторая дверь, которая вела в длинную комнату с низким потолком. Здесь в настоящем каменном камине горел огонь и потрескивали дрова. Откуда-то вбежал прихрамывающий Фрур, радостно бросившийся к ним, а за ним вбежал Сутин.
Чарли Джонс невнятно пробормотал всего одно слово, и силы оставили его — он потерял сознание. Это слово было — Лора.
— Когда иногда оглядываешься вокруг, становится страшно, — изрекает Герб.
Жанетт аккуратно обмакивает кукурузные хлопья в растворы красителя для яиц, чтобы Дейв мог сделать себе индейское ожерелье. Дейву только пять лет, но он уже хорошо орудует иголкой и ниткой. — Ну, так не оглядывайся. Что ты увидел?
— Радио, послушай радио.
Завывающий голос тянул песню. Опытное ухо могло бы, если бы его заставили, узнать в ней тему Vesti la Guibba; в песне лирично описывалось разочарование студента первого курса, на него накладывались звуки фортепиано, играющего тремоло в верхних октавах: ля-ля-ля, си-си, затем шесть квартовых звуков. — Кто поет?
— Я — не знаю.
Жанетт раздражена. — Не могу разбираться во всех этих группах и ансамблях. Для меня они все одинаковы.
— Да, но все же, кто это?
Она перестает окунать хлопья в краситель и прислушивается.
— Это тот со стеклянным взглядом и кривыми зубами, которого показывали по телевидению позавчера, — высказывает она предположение.
— Нет! — торжественно объявляет Герб. — То был тот проходимец из переулка по кличке Дебси. Чисто мужской тип. А это — женщина — работает под девушку.
— Вряд ли, — Жанетт прислушивается, как голос выводит рулады в диапазоне четырех с половиной тонов, после чего его уже не слышно, так как вступило фортепиано. — Ты знаешь, ты прав.
— Я знаю, что прав. Вот это и пугает тебя.
Герб отбрасывает журнал, который он читал. — Здесь пишут, про Аль Каппа из мультфильма — помнишь тот мультик — так он утверждает, что теперь можно с уверенностью разобрать по фотографии в журнале, кто мужчина, а кто женщина. Кто красивее, тот и мужчина. Я читал об этом, а тут как раз эта баба поет по радио, да еще хрипит, чтобы получилось, вроде как мужик старается петь, как баба.
— И тебя это пугает?
— Порядок вещей может нарушиться, — игриво заявляет Герб. — Если и дальше так пойдет, то произойдет мутация, и нельзя будет разобрать, где мальчик, а где девочка.
— Глупости. Мутация так не происходит.
— Знаю, но все движется в таком направлении, что когда произойдет мутация полов, никто ее и не заметит.
— О, это ты уж слишком, Герб.
— Пусть так. Но разве ты не чувствуешь иногда, будто какая-то сила старается переделать женщин в мужчин и наоборот. Я говорю не только о певцах. Посмотри на Советскую Россию. Еще никогда в мире ни один социальный эксперимент не превратил так много женщин в тягловых лошадок. Вспомни Китай, наконец-то маленьких китайских куколок освободили от векового рабства, теперь они носят комбинезоны и машут лопатой четырнадцать часов в день наравне со своими братьями. Все это просто оборотная сторона той пластинки, которую мы сейчас слушали.
Жанетт окунает хлопья в красную краску и дает ей стечь.
— Нет, — говорит она, — на другой стороне песня «Звездная пыль».
— Ты произнес Лора и…
Чарли открыл глаза и увидел брусья потолка.
— Извините, — ослабевшим голосом сказал он, — может, я просто долго не спал. Простите меня.
Что такое Лора?
Чарли с помощью Филоса сел. Рядом с Филосом он увидел лидомца, у него были каштановые волосы, серые глаза и скульптурно вылепленные губы.
— Я любил Лору, — просто ответил Чарли — так мог бы ответить и лидомец. — Ты, должно быть, Фрур? — Чарли смотрел то на Фрура, то на другую фигуру, стоявшую рядом.
Застенчиво, но не позади Фрура, одетая в привычную для Лидома одежду с высоким воротником, обтягивающую тело и грудь, с маленьким шелковым спорраном спереди, стояла она. У нее было приятное лицо, совсем не мальчишеское и не очень красивое. Это была не Лора, просто у нее были такие же волосы, как у Лоры.
Она.
— Сутин, — произнес Филос.
— Ты ведь все время говорил о ней он! — закричал Чарли, чувствуя себя в дурацком положении.
— О Сутин? Да, конечно, а как же еще?
Только тут Чарли пришло в голову — конечно, как же еще! Ведь Филос рассказывал ему свою историю по-лидомски и использовал местоимение лидомского языка, которое не имело ни мужского, ни женского рода, а было чем-то средним. Это он, Чарли, перевел его для себя как «он».
— У тебя волосы, как у Лоры, — сказал он девушке.
Она застенчиво ответила: — Хорошо, что ты пришел.