В этом отношении к миру герои всех крапивинских книг едины — будь то фантастика, сказочные повести, такие, как “Ковер-самолет” или “Летчик для Особых Поручений”, или вполне реалистические книги о наших современниках. И это не самоповтор — это позиция.
В июньском номере журнала “Уральский следопыт” 1988 года закончилась публикация второй книги нового романа Владислава Крапивина “Острова и капитаны”. С ее героем — двенадцатилетним Гаем — читатель расстается в нелегкое, да что там, попросту трагическое время, когда мальчишечья душа изнемогает, не в силах совладать с непосильным грузом, который навалила на нее жизнь. Когда непонятно, как жить и как вообще можно жить дальше. И когда Гаю станет уж совсем невмоготу, друг скажет ему:
“- Так нельзя. Ты живи.
Гай то ли вздрогнет опять, то ли кивнет.
— Ты живи, — снова скажет Юрка. — Дерись.
— С кем?
— Вообще… дерись.
И Гай станет драться. Всю жизнь. За себя и за других. Драться с человеческими бедами и со своей виной — не зная до конца, была ли она. Драться за право изредка возвращаться на свой Остров.
Такой Остров есть у каждого, и потерять его — подобно смерти. Остров называется Детство”.
Эти слова не только завершают очередную книгу писателя. Они вполне могли бы стать его девизом, жизненным кредо человека, писателя, педагога. Под ними, этими словами, могли бы подписаться и все герои всех его книг.
И здесь очень важно понять, что же такое для Крапивина детство. Это не просто те первые годы человеческой жизни, о которых мы чаще всего непроизвольно вспоминаем, произнося это слово. И не те места, которые встают перед нами, когда звучит — места нашего детства… Нет! Детство для Владислава Крапивина — это прежде всего психология. Это — образ жизни. Это — Остров, где живут по правильным законам, законам добра и совести, правды и гордости, бескорыстия и непримиримости ко злу.
Крапивин весьма далек от свойственного нередко нашей детской литературе ностальгического любования “босоногим детством”. Его мальчики — они знают тяжесть клинка, их ладони в мозолях от шкотов, а пониже колена у них синяк от обода большого — не пионерского, игрушечного, а настоящего военного — барабана. Его мальчики — не дети, которых надо чему-то учить. Это люди, которых можно учить, но у которых стоит и поучиться. Люди, которые по первому же далекому отзвуку тревожных барабанов станут в строй, плечом к плечу. И с ними будет не страшно.
Потому что в борьбе своей с неявным злом они научились главному: узнавать его во всех обличьях. Тому умению, которое в жизни, может быть, важнее всего.
Роман “Голубятня на Желтой поляне” завершается символической перекличкой барабанщиков: они собрались сюда из всех книг Крапивина, фантастических и реалистических, даже из реальной жизни, из пионерского отряда “Каравелла”, которым уже много лет руководит писатель.
Но собрались они не просто на парад. Они как бы показывают, что мир, созданный воображением Владислава Крапивина, обрел законченность. Как Военный Жемчуг из одноименной повести, будут они светить не одному еще поколению читателей, но писателю в нем уже делать нечего.
А это значит, что ему пришла пора начать творить иной, новый — но основанный на все тех же вечных принципах! — мир.
Каким он будет?
