Ознакомительная версия.
Цикламон ничего не ответил. Он хотел было посвистеть, но передумал, решив, что свистеть во время боя не слишком этично.
Между тем Джим продолжал учиться на ходу и уже довольно сносно ориентировался в построениях своих войск. И еще он понял, что в верхней части окуляр давал картинку заднего вида. Это было удобно потому, что таким образом Кэш видел танки, идущие следом за ним. Они создавали впечатление несокрушимой бронированной армады, и Джим чувствовал их поддержку.
Вскоре его центральная группа догнала вышедшие раньше фланговые подразделения, и теперь танки двигались, растянувшись по всему фронту. По мере приближения к вражеским батареям истребительный огонь усиливался и становился точнее. Горящих машин на поле становилось все больше, однако остальные танки объезжали их коптящие, растерзанные тела и продолжали движение.
Время от времени они стреляли в ответ, но на плотность огня противной стороны это не влияло. Снаряды теперь ложились так плотно, что временами Джиму трудно было видеть, что же происходит за стеной разрывов. Однако вражеские бронебойщики отлично видели его машину, и попадания в нее уже не были чем-то необычным.
Помня о пределе прочности в 54 попадания, Джим поначалу пытался считать, но сбился где-то на втором десятке, когда в его корпус врезалось сразу два снаряда. От такой встряски он набил на лбу здоровенную шишку и обругал цикламена, когда тот стал возмущаться.
– Да ты же погубишь меня! – вопила птица. – По-губи-и-ишь!
– Заткнись, ты мне мешаешь! – орал в ответ Джим и начинал стрелять, как только клубы гари и пара сносило ветром.
Все больше и больше втягиваясь в горячку битвы, он получал все новые данные о потерях, и выходило так, что потеряна уже половина армии. Панорама заднего вида состояла из сплошных столбов черного дыма, которые колыхались, как лес, повинуясь порывам ветра и взрывам случайно залетевших снарядов.
Уже не докладывал с левого фланга майор Маркс, уже не докладывал с правого полковник Дюро. Вместо них в дело вступали младшие офицеры, и тающая, как лед в огне, танковая армада продолжала упорно карабкаться на возвышенность, все точнее стреляя по батареям бронебойщиков.
Какофония звуков боя забивала радиоволну, и Джиму приходилось напрягать голос, чтобы его команды были услышаны. Пару раз он даже разобрал ругательства Лу, который сетовал, что никто не может подавить точку на фланге.
Новый удар сотряс машину Кэша, и он даже почувствовал запах горелой изоляции. Дело принимало нехороший оборот, и каждый последующий снаряд мог оказаться последним.
Наконец впереди показались суетливые силуэты артиллерийской прислуги, и адмирал Джим перевел джойстик на максимальную тягу. Его танк рванулся вперед и со всего маху расплющил орудие, выворотив у него ствол.
Следом за адмиралом на артиллерийские позиции обрушились и остальные танки. Сопротивление было подавлено в одну минуту, и позиций больше не существовало. А впереди, из пороховой дымки и серого тумана, уже появлялись силуэты цитадели Ангур.
Миновав первый рубеж обороны противника, имперские танки подравнялись и пошли дальше. Многие из них были повреждены, однако в элитных частях считалось зазорным выйти из боя до его окончания. «Леопарды», «львы» и «буйволы» упрямо шли навстречу неприятностям, опьяненные близостью цитадели. Казалось, еще один бросок – и все будет закончено, однако в тот момент, когда никто не ожидал нападения, перед танками, в каких-то пятидесяти метрах, вдруг одновременно открылись секреты файрменов. Они поднялись из земляных ям, словно призраки, и из широких туб в наступающих ударил шквал яростного пламени.
Только чудо спасло самого Джима. Человек, выскочивший из ямы недалеко от него, неожиданно споткнулся, и его страшный заряд с треском пронесся выше, однако соседние машины уже горели так, будто были сделаны из фанеры. Радиоволна наполнилась хлопками пистолетов самоубийц, и эти ужасные звуки подсказали адмиралу решение проблемы.
Он выхватил из шкафчика пистолет и крикнул, стараясь вложить в голос максимум решительности:
– Говорит адмирал Джим! Запрещаю акты самоубийства! Оружие использовать только против файрменов! Я приказываю!
Прокричав эти слова, Джим поднялся по лесенке и, выбравшись в люк, тут же увидел здоровенного парня в маскировочном костюме, который прилаживал на плече тубу со страшной начинкой. Заметив выбравшегося из люка человека, файрмен на секунду задумался и тут же получил пулю.
Затем так же легко Джим сбил и второго охотника. Однако им на подмогу по всей линии фронта уже спешили другие. Но и команда адмирала Джима не осталась неуслышанной. Танкисты выбирались на броню и расстреливали файрменов, заставляя тех промахиваться и бесполезно растрачивать свой смертоносный огонь.
В других местах уже завязывались рукопашные схватки, а где-то, захватив ямы файрменов, танковые экипажи открывали огонь из их туб по резервам противника, сжигая их целыми десятками.
Когда порядок наступления танковых армад был сломан, озадаченные подобной тактикой оборонявшиеся начали отступать. Файрмены из следующих рядов потаенных ям в панике покидали свои убежища и отходили назад, стремясь уйти под защиту собственных танковых соединений.
Между тем солнце поднялось уже достаточно высоко. Оно рассеяло туман и четче выделило притягательные контуры цитадели. Ее высокие стены величественно поднимались к небу и надменно взирали на карабкающиеся в гору железные коробочки. И в этой надменности был смысл, поскольку, словно острые ожерелья, цитадель защищали бесчисленные ряды танков Инглегасского Союза. Начищенные до зеркального блеска машины сверкали, словно алмазы, и с такого большого расстояния вовсе не казались страшными.
Набегавший с вражеской стороны ветер развевал волосы Джима, однако не мог отогнать устойчивого запаха сгоревшего железа и паленой щетины, оставшегося от состава, которым наполнялись тубы.
Впрочем, возможно, это пахли останки танкистов и самих файрменов, попавших под пламя своих туб.
Со всех сторон к адмиралу Джиму собирались уцелевшие офицеры. Они подбегали по одному, получали указания и убегали обратно. Это было уже самое младшее звено – остальные погибли. Впрочем, на лицах этих молодых людей читалась решимость одолеть сопротивление врага любой ценой.
«Интересно, на что они надеются?» – отстраненно подумал Кэш.
Под его командой осталось не более полутора тысяч уцелевших машин, многие из которых оказались повреждены, а у противной стороны было еще не менее десяти тысяч единиц бронетехники, которая, даже растянувшись во всю ширину фронта, была построена в несколько рядов.
Ознакомительная версия.
