Драйбен на едином дыхании выдал:
— Я здоров, мой конь, расседланный, сейчас пасется с остальными лошадьми, я очень доволен кушаньями, которые готовят слуги хагана, сегодня прекрасная ночь, а звезды очень ярки. Все!.. Менгу, у нас в Нардаре, когда приходят по делу, сначала обсуждают именно дело, а уже потом — все остальное. Говори, я слушаю.
"Чужой народ — чужой обычай, — раздосадованно подумал сотник. — Пускай будет так. Не стану противоречить уважаемому человеку".
— Моя рабыня очень напугана, — запинаясь, начал Менгу. — Мне стыдно признаваться перед тобой, но я тоже боюсь. Фейран твердит, будто нужно идти к тебе. Ты разъяснишь, откуда приходит страх.
Драйбен удивленно поднял бровь. Любопытно… В войске Гурцата ни один нукер ничего не боится, кроме гнева Заоблачных или немилости хагана. Какому невероятному событию нужно стрястись, чтобы мергейт признался в своем страхе? Очень интересно!
— Чего ты опасаешься? — выкроив на лице вежливое безразличие, уточнил Драйбен. — Человека, будущего, самого себя, богов?
— Будущего, — точно определил Менгу. — Я вижу страшные сны. Зеленая степь становится бурой от пепла. Вместо дождей с небес падает кровь. Вместо кумыса змеиный яд.
— Холодная белая туча клубится над горами, — вмешалась в разговор мужчин Фейран, все еще сжимая в узкой ладони тонкостенный серебряный кубок с нетронутым вином. — Каменный лед сковывает реки, и глубокий снег засыпает все ведомые и неведомые земли.
"Очень интересно! — напряженно подумал Драйбен. — Я давно приметил — у девочки незаурядные способности к предвидению. Только изъясняется она слишком вычурно, настоящая саккаремка. Арранты, творцы науки логики, услышав слова этих двоих, сделали бы вывод: все меняется к худшему. Я и Менгу страшимся будущего; более чуткая саккаремская красавица, унаследовавшая неизвестно от кого дар предсказания, зрит в мыслях холодное облако. Во всех верованиях холод — символ смерти и опустошения. С теплом, солнцем или огнем связаны только добрые боги. Снежная туча над горами… Над горами. А мы идем в Логово. Боги, что я наделал!"
Драйбен внимательно посмотрел на Фейран. Волосы и нижняя часть лица девушки, по обычаю Саккарема, укрыты тканью, видны только глаза. И, если внимательно приглядеться, в этих глазах заметна лишь пустота. Как у животного, ведомого людьми на убой. Неужели положение настолько скверно? Но ведь не скажешь сотнику и его необычной рабыне: "Извините, любезные, это я виноват в ваших кошмарах и не представляю, как исправить свершенное". А действительно, как? Обратиться к богам? Боги далеко и редко слышат призывы смертных. Убить Гурцата во время одной из бесед? Оно подыщет другого. Разрушить Камень? Пытался, и неоднократно. Бесполезно. Словом, в очередной раз придется врать…
— Господин, — произнес Менгу, перебивая мысли Драйбена, — мой народ раньше не был таким. Ни один мергейт никогда не убивал детей или старцев, даже во время войны. Мы шли на Саккарем за новыми землями. А теперь? Зачем жечь поля, разрушать улусы, расправляться даже с теми, кто не носит оружия? Почтенный Драйбен, я чувствую безумие. Оно появляется внезапно, во время битвы, заслоняет наши настоящие мысли, и его не остановить. Люди говорят: ты мудрец. Скажи, что нужно делать, чтобы не сойти с ума?
Драйбен молчал, пожевывая губами. Невероятные и леденящие кровь странности, сопровождавшие поход хагана Гурцата в полуденные земли, его изрядно озадачивали, но смутно нардарец ощущал: причина, сдвинувшая с места лавину, уже накрывшую Степь, Аша-Вахишту, большинство областей Саккарема, нардарское пограничье и окраины Халисуна, таится вовсе не в изысканиях эрла, пожертвовавшего ради знаний о древнем волшебстве спокойной жизнью, поместьем и добрым именем. И пожар, сжигающий полуденную часть континента, не зависел от вторжения меорэ и избрания Гурцата хаганом Степи. Катастрофа непременно произошла бы, рано или поздно, в том или ином виде, с участием мергейтов или без них.
Что вмешалось в неспешное течение жизни мира? Чужой для этого мира бог? Невероятное совпадение многих случайностей? Внезапное возрождение древнего колдовства, магии, исчезнувшей из мира после прихода Небесной горы?
Одно Драйбен знал точно — несущаяся по Саккарему и дальше на Закат кровавая волна наверняка поднялась не без его участия! Эта странная находка в Логове… Такие камни доселе были неизвестны никому. Включая самых просвещенных ученых и мудрецов. Безусловно, людям знакомы волшебные кристаллы, разбросанные по всему миру со времен Великой Тьмы: священные Камни Меддаи, алый адамант саккаремской Богини, сохраняющийся в храме Мельсины, сгинувшие неизвестно куда легендарные Три Пресветлых Камня, якобы созданные при самом сотворении мира Отцом всех богов…
— Почтенный господин, — осторожно произнесла Фейран и осмелилась потянуть Драйбена за рукав, — прости мою дерзость, но в твоем доме неуютно (Менгу глубоко вдохнул да так и застыл, видя немыслимую наглость рабыни, осмелившейся оскорбить хозяина. "Вернемся в юрту — получит десять ударов камчой!"). Здесь так холодно… Господин, что ты хранишь вон в том сундуке?
Драйбен прищурился, быстро поднялся на ноги, жестом остановив готового рявкнуть на Фейран Менгу, схватил девушку за руку и подвел ее к ящику со своими небогатыми пожитками. Маленький кубок Фейран уронила, и розовое вино растеклось лужицей по ковру, постепенно исчезая в пушистом ворсе.
— Посмотри сама, — быстро сказал Драйбен, откидывая крышку сундука. — Вот, видишь? Свитки, книга, где мною записана мудрость разных народов, амулеты, оберегающие от темных богов… Что?
Фейран нагнулась и безошибочно выбрала некий тяжелый предмет, завернутый в белый шелковый платок.
— Это? — Драйбен мгновенно отобрал у девушки свой Камень, шагнул назад и быстро развязал узел, скрепляющий сверток. Теперь у него на ладони красовался искрящийся снежно-белый кристалл — словно кусочек льда. Постепенно вокруг Камня начало разгораться еле различимое холодное голубоватое сияние.
Нардарец не ждал, что именно сейчас проклятый кристалл начнет действовать, однако интуитивно прикрыл ладонью добытое в Самоцветных горах сокровище от Менгу. Не успел. Мергейт, обычно очень вежливый и спокойный, особенно при общении с приближенными великого хагана, вскочил, одним прыжком настиг отшатнувшуюся Фейран и отвесил ей тяжеленную затрещину. Девушка еле слышно охнула, упала на ковер и сжалась в комочек.
— Не уважаешь хозяина, тварь! — заорал Менгу, брызгая слюной. — Кто мешает мужским разговорам? Рабыня!
Драйбен на несколько мгновений застыл, будто мраморная скульптура, громоздящаяся на Палатском холме в столице Аррантиады. Менгу переменился мгновенно — буквально миг тому назад мергейт безмятежно сидел на ковре, попивая отличное розовое вино, и не особо переживал, что его «собственность» разговаривает с "мудрецом из Нардара". И ни с того ни с сего — настолько резкая вспышка ярости…
