На звездолете был огромный запас самых разнообразных продуктов, рассчитанный на двадцать с лишним лет полета. Большая часть их состояла из растительных веществ, заключенных в большие, герметически закрытые банки наподобие земных консервов. Все запасы хранились в шестнадцати кладовых, в которых искусственно поддерживалась низкая температура. Испортиться в пути они никак не могли, а предположить, что при снаряжении звездолета в космический полет на него попали уже испорченные продукты, было невозможно. Каллистяне рассказывали, что их полет готовился почти два года (по земному счету) и в этой подготовке принимала участие вся планета…
Мысли Козловского внезапно прервались, — он увидел Артемьева. Полковник должен был находиться возле арестованного им «журналиста», но вместо этого шел по лагерю, явно разыскивая кого-то.
Заметив секретаря обкома, Артемьев подбежал к нему.
— Ю Син-чжоу нет в лагере, — сказал он.
— Как нет?
— Нигде! Все палатки обысканы…
— Куда же он мог деваться? Вечером я его видел, — перебил Козловский. — Ночью охрана никого не пропустит.
— Я спрашивал у дежурного офицера, — почему-то шепотом сказал Артемьев. — Часовые видели, как кто-то пролетел на крыльях в сторону звездолета.
— Когда это было?
— Около трех часов ночи.
Козловский судорожно вцепился рукой в плечо полковника.
— Вертолет! — прохрипел он. — Как можно скорее позовите профессора Смирнова.
Неужели!.. Неужели радиограмма все-таки пришла слишком поздно?..
Звездоплаватели отравлены… Ю Син-чжоу на корабле… Там один Вьеньянь, он не сможет помешать ему…
Неужели, несмотря на все усилия, злодейский замысел увенчается успехом?
В эту страшную минуту Козловский считал одного себя виноватым во всем.
«Ю Син-чжоу — проверенный китайский коммунист! Человек вне подозрений!»
Урок О’ Келли пропал даром!
По дороге к месту стоянки вертолета Козловский рассказал Смирнову о радиограмме и своих подозрениях.
— Ю Син-чжоу воспользовался крыльями. Он знал, что ночью, без разрешения, вертолет не доставит его на корабль.
— Он хорошо знает внутреннее устройство корабля, — заметил профессор.
— Надо во что бы то ни стало помешать ему! — воскликнул Артемьев.
— Если мы не опоздали, — так тихо, что его услышал один только полковник, прошептал Козловский.
Они почти бежали.
— Кондратий Поликарпович только что был у Куприянова, — сообщил Смирнов. — Он нашел в пище звездоплавателей кристаллы соли синильной кислоты.
Как ни торопился Козловский, но он невольно остановился, услышав эти слова.
— Но это же смерть!
— Петр Аркадьевич говорит, что доза безусловно смертельна для человека. Но он считает, что есть надежда на благополучный исход.
— Не понимаю.
— Доза смертельна для человека, — повторил Смирнов. — Раз каллистяне до сих пор не умерли, значит, их организм не так восприимчив к этому яду, как наш. Вы знаете, что Широков считается специалистом в токсикологии [11].
— Он надеется?
— Да. И Михаил Михайлович разделяет эту надежду.
— Это было бы счастьем! — сказал Козловский.
Когда они пришли на место, вертолета не оказалось.
Он улетел, чтобы доставить на вершину космического корабля вице-президента китайской Академии наук профессора Ляо Сена.
Если бы Козловский не был так взволнован, он давно вспомнил бы об этом.
Было уже настолько светло, что они хорошо видели над кораблем неподвижно висящий в воздухе вертолет. Очевидно, китайский ученый приказал летчику ожидать его возвращения.
В лагере был только один летательный аппарат Каллисто. Им воспользовался диверсант.
Козловскому и его спутникам было не на чем подняться на вершину шара.
Вертолет неподвижно повис в двух метрах над кораблем. Борт-механик отворил дверцу и опустил лестницу.
— Подождите меня, — сказал Ляо Сен.
Он быстро спустился на площадку. У шахты подъемной машины темнел какой-то предмет. Профессор с удивлением узнал в нем крылья. Это было странно и непонятно. Каллистяне очень заботились о своих летательных аппаратах и никогда не бросили бы их валяться на «крыше» звездолета всю ночь. Но думать о причине этого необычного нарушения порядка было некогда. Ляо Сен торопился сообщить Вьеньяню о несчастье, постигшем его товарищей.
Подъемная машина оказалась внизу. Еще одно непонятное обстоятельство. Отверстие шахты всегда закрывалось на случай дождя.
Это казалось самым простым и естественным объяснением. Кто-то из обитателей лагеря поторопился слетать за Вьеньянем и воспользовался для этого крыльями.
Ляо Сен зажег карманный фонарик и при его свете отыскал знакомую кнопку. Как всегда, бесшумно поднялась снизу подъемная машина.
Опускаясь, он вспомнил, что не знает, как наполнить кабину газом для дезинфекции. Обычно при посещении звездолета людьми с ними всегда был кто-нибудь из каллистян. Проникнуть на корабль без этой обязательной процедуры Ляо Сен считал недопустимым.
Профессор знал, что кабину можно наполнить газом и изнутри. Сигнализация, связывающая подъемную машину с внутренними помещениями, также была ему хорошо известна.
Но поймет ли Вьеньянь, что от него хотят, когда услышит сигнал?
«Поймет, — подумал Ляо Сен. — Я ведь не первый. Человек, пришедший до меня, тоже должен был обратиться к нему за помощью».
Когда машина остановилась, он нажал кнопку сигнала.
Прошла минута. Ответа не было.
Ученый вторично нажал кнопку и долго не отпускал ее.
Даже сквозь металлические стенки шахты он слышал громкое гудение (на звездолете не было звонков), но никто не откликнулся. Так прошло минут пять.
Что делать? Вернуться в лагерь и посоветоваться с Куприяновым? А если это промедление будет стоить жизни ученым Каллисто? Каждая минута была на счету. Но открыть дверь и войти внутрь звездолета без дезинфекции — это значило свести на нет все меры предосторожности, которые так пунктуально выполнялись всеми.
Может быть, на корабле никого не было? Может быть, человек, прилетевший на крыльях, уже покинул звездолет вместе с Вьеньянем? В волнении и спешке они могли забыть летательный аппарат и воспользоваться другими. Это было вполне правдоподобно.
Но почему же тогда они опустили вниз подъемную машину? Было естественнее оставить ее наверху.
Ляо Сен сделал последнюю попытку «дозвониться». Никакого результата!
