— Но они же не воины! Не умеют держать меч! Не знают, что такое доспехи! И — война! А если их убьют?!
— Я воин, доса. А не палач.
Вспоминаю я слова, произнесённые не так давно при схожих обстоятельствах, кстати, старый Долма завтра женится на Гуль…
— Неужели вы думаете, что собираюсь послать ваших сестёр на смерть, чтобы отомстить за то, что вы не стали моей? Да, мне пришлось совершить немало того, за что можно и нужно упрекнуть, но не настолько я подл, чтобы швырнуть несмышлёных девчушек в мясорубку.
Она испытующе смотрит на меня:
— Но Кытх… А вас всего пять тысяч…
— Меньше. Не намного, но меньше. Тем не менее, город мы возьмём. Правда, империя вряд ли выиграет от этого…
На лице появляется хищный злобный оскал, от которого сестрёнки сжимаются. Успокаивающе машу рукой:
— Не волнуйтесь. Это не относиться к вам.
И спустя короткую паузу:
— Доса Лиэй, вы надолго здесь?
Она отрицательно качает головой под идиотским колпаком замужней имперской женщины.
— Вечером наш караван уходит обратно в столицу.
— Понятно.
Тяну я.
— Тогда — прощайтесь. Я оставлю вас одних.
— Одну минуту, сьере граф. Вы не назвали цену.
— Чему?
Не понимаю я, и Лиэй терпеливо объясняет:
— Я знаю, что за всё в жизни приходится платить. Мои девочки… Сёстры… Им нужно когда — нибудь выходить замуж. Потребуется приданное. Если вы становитесь их сюзереном, то все эти тяготы и расходы лягут на вас, сьере граф.
— И что?
Я по-прежнему не понимаю молодую женщину, хотя её слова начинают меня настораживать. Дель Хаари краснеет, потом всё же произносит:
— Попрощаться мы успели заранее. На всякий случай. И я готова… Оставшееся до отъезда время… Провести с вами, в вашей постели. Выполнить все ваши пожелания и прихоти. Всё, что вы пожелаете. Потому что у меня больше ничего нет. Кроме тела. И если оно вас по прежнему привлекает, то я согласна…
…Я медленно поднимаюсь со стула, сжимая кулаки:
— Будь вы мужчиной, Лиэй, я бы ударил вас не раздумывая ни мгновения! Я не стану отказываться от своих слов — ваши сёстры принесут мне вассальную клятву и станут моими подданными и членами моего отряда. Вас же, доса дель Хаари, я не желаю больше видеть. Никогда. Прощайте.
…Она что — то пытается сказать в своё оправдание, вымолить прощение, но поздно. Так ещё в душу мне никогда не плевали! И я выхожу из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Слуга возле неё с удивлением смотрит на меня:
— Мне нужен десятник моей охраны. Пусть придёт в мою комнату.
Парнишка кивает и исчезает в коридоре. Иду к себе. Усаживаюсь у распахнутого окна и смотрю на суетящийся двор. Жизнь в городке и фактории кипит ключом. Это же последний торговый центр на границе империи…
— Сьере граф?
Дверь открылась бесшумно, а я слишком увлечён своими переживаниями. Явился мой солдат, застыл по стойке 'смирно', как полагается, головной берет, обязательный к ношению, под погоном на левом плече.
— Пойдёшь с парнем, он покажет. В комнате три женщины. Одна замужняя и две соплячки. Заберёшь молодых, определишь их в отряд. Назначишь наставника из старших. Никаких поблажек, полный курс молодого бойца.
— Кто они, сьере граф?
Кривлюсь:
— Старые знакомые. Надо их вытащить из империи, и другого способа на данный момент нет. Естественно, что в бой их не пошлёшь, но чтобы хотя б обузой не были.
— Будет исполнено, сьере граф.
Отдаёт честь, уходит вслед за слугой. Однако, парень умный, хотя и не фиориец. Но и не рёсец. Неизвестное мне племя. Кожа смуглая, нос с горбинкой. Не горец и не тушурец. Откуда из дальних земель, похоже. Из тех военных сирот. Ладно, нечего забивать себе голову. Вижу, как мой десятник пересекает двор, за ним семенят обе сестрёнки-близняшки с тощими пожитками за спиной. Воин усаживает их на свободных лошадей, на удивление, девчонки занимают места в сёдлах довольно ловко. Хотя и по-женски. На одну сторону. Ничего. В лагере их переоденут и быстро вышибут дурь из голов.
— Сьере граф, графиня дель Хаари желает попрощаться с вами.
— Скажите досе, что меня для неё нет. Никогда и нигде.
Делаю нетерпеливый жест, и парень исчезает. Из — за дверного полотна доносятся голоса. Но слов не различить. Больше у меня нет ни капли любви к Лиэй. Ни единой. Только обида и злоба. А так же ещё одно непонятное чувство, то ли отвращение, то ли досада. Дверь открывается, парень вновь докладывает:
— Графиня ушла, сьере граф.
Облегчённо вздыхаю.
— Хвала Высочайшему! Пусть мне подадут натту.
Парнишка мнётся:
— Сьере граф, может, нормально поедите? А то с утра на ногах, а кроме натты ничего во рту не было.
Улыбаюсь:
— Ты, прямо, как моя матушка — сынок, ты покушал? Ты не голодный? Смотри, какой вкусный кусочек!
Слуга краснеет, потом бормочет:
— Сьере граф, я же из уважения. Вы для нас просто легенда.
— У кого, у вас?
Смотрю на его реакцию, и вижу, что парнишка совсем смутился. Тем не менее, тихо отвечает:
— У нас, у простых людей, сьере граф. Не бывало ещё такого, чтобы владетель к своим сервам относился, как к людям.
Моя бровь ползёт вверх — однако… А слугу вдруг словно прорвало:
— Вы людей бережёте, зря не наказываете, даёте им возможность зарабатывать, а главное — что в ваших владениях закон для всех един…
— Dura Lex Sed Lex.
Он, естественно, не может знать латынь. Но чеканные слова, сказанные на неведомой речи, заставляют его застыть на месте:
— Закон суров, но это закон. Он и должен быть един для всех. Что для простого народа, что для аристократа. Тем более, что если ты настоящий лорд, то должен и обязан беречь своё имущество. А что представляет из себя любое владение? Что самое большое богатство любого лорда? Не золото, и не серебро. И не драгоценные камни. Люди. То, как к тебе относятся, как ты к ним… Если лорда любят и уважают, то поддержат и помогут в трудную для него минуту. А если ненавидят и боятся, то предадут, не задумываясь, в надежде, что новый хозяин окажется лучше прежнего. Запомни это, юноша.
Хлопаю его дружески по плечу и выхожу из комнаты. Парнишка прав — неплохо бы действительно перекусить нормально. В желудке урчит.
Следующее утро начинается для меня с того, что в мою комнату с воплями вломилась дочка императора. Её истошные крики предназначались, разумеется, не мне, а тому самому парнишке-слуге, который мне понравился за смекалку. Правда, при виде меня, ещё лежащего в постели, девчонка осёклась и начала краснеть. Что она, мужиков что — ли не видела? Ну, в штанах. Ну, голый торс… Осмотрелся даже от неожиданности — нормально выгляжу. Есть пара шрамиков, да и те старые. Кожа бронзовая, от летнего загара. На зарядку то, и пробежку, с голым торсом положено, вот и загорел.
