Он рассказывал медленно, стараясь не пропустить ни одной подробности, и с огорчением думал, что за такой доклад начальник геологического управления назвал бы его размазней. Но Ермаков слушал внимательно, одобрительно кивал, делал какие-то пометки в блокноте. Быкова несколько удивило то, что командир, слушая о появлении неизвестного животного, не проявил никакого любопытства и только улыбнулся, когда Юрковский нетерпеливо заерзал, протестуя, видимо, против слишком натуралистического описания его, Юрковского, поведения во время схватки с венерианской гадиной.
— Вот и все, — вздохнул Быков.
— Значит, вверх ногами… — повторил Ермаков. — Спасибо, товарищ Быков. Садитесь.
Дауге подмигнул ему и кивнул в сторону насупившегося “пижона”. Быков сделал каменное лицо и отвернулся.
— Ну что ж… — Ермаков поднялся, потрогал повязку, поморщился. — Резюмируем все, что нам известно. “Хиус” совершенно неожиданно для всех нас сел в болото. По моим расчетам, мы находимся не более чем в ста километрах к югу от Голконды. Не более чем в ста… Расстояние, как видите, невелико. При других обстоятельствах нам хватило бы суток, чтобы покрыть это расстояние. Но…
— Вот именно, — прошептал Спицын.
— …мы сидим на болоте. Мало того, по данным радиолокации — не очень надежным, правда, — болото окружено горным хребтом, заключено в кольцо скал, и в этом кольце не удалось нащупать никаких признаков просвета.
— Вулкан? — спросил Дауге.
— Возможно, мы находимся в кратере исполинского грязевого вулкана. И престранный это вулкан, должно быть, потому что анализ илистой воды показывает… — Ермаков раскрыл блокнот: — Вот, извольте. Смесь примерно в равной пропорции тяжелой и сверхтяжелой воды.
Юрковский подскочил на месте:
— Тритиевая вода?
— T2O, — кивнул Ермаков.
— Но…
— Да. Период полураспада трития всего около двенадцати лет. Значит…
— Значит, — подхватил Дауге, — либо наш вулкан образовался очень недавно, либо существует какой-то естественный источник, пополняющий убыль трития…
Каким должен быть естественный источник сверхтяжелого водорода изотопа, который на Земле производится в специально оборудованных реакторах, — Быков не мог себе представить. Но он молчал и продолжал слушать.
— И это еще не все, — сказал Ермаков. — Кратер — если это кратер — представляет собой бездонную пропасть. Во всяком случае, наши эхолоты оказались бессильны.
— Каков диаметр кратера? — быстро спросил Юрковский.
— Кратер, очевидно, почти круглый, диаметр его около пятидесяти километров. “Хиус” находится ближе к его северо-восточному краю: с этой стороны от нас до хребта всего восемь километров. Таково положение, товарищи.
Юрковский встал, пригладил волосы:
— Короче говоря, под нами сотни метров трясины. От цели нас отделяют сто километров, из которых десять километров болота, и скалистая гряда. Правильно?
— Таково положение, — кивнул Ермаков.
— Болото наполовину состоит из тритиевой воды. Позволю себе напомнить, что тритий распадается с испусканием нейтронов, а нейтронное облучение — длительное нейтронное облучение, я имею в виду — это вовсе не мед, даже при наличии спецкостюмов.
— Совершенно верно.
— Но… Быков заверяет нас, что “Мальчик” пройдет через болото. А через скалы?
— “Мальчик” пройдет везде, — упрямо повторил Быков. — В крайнем случае скалы буду рвать.
— Гм… И все же я предпочитаю, чтобы мы, отправляясь на “Мальчике”, оставили “Хиус” в более безопасном положении. Учтите…
Юрковский сел.
— Не думаю, чтобы пришлось рвать скалы, — начал Дауге, — хребет не может быть сплошным. Просто нам придется поискать проход, и мы его найдем.
— И еще прошу иметь в виду, — сказал Спицын, — что “Хиус” не приспособлен к горизонтальному полету. Очень легко ошибиться и промахнуться на несколько тысяч километров. Мы все знаем, чем могут оказаться атмосферные потоки на этой милой планете. И в конце концов, лучше сидеть в болоте, чем лежать на скалах…
Юрковский пожал плечами.
— Насколько я понимаю, — заговорил молчавший до сих пор Крутиков, — речь идет о том, в чем больше риска: в том ли, чтобы оставить все как есть, или в попытке убраться с болота. Так ведь?
— Ваше мнение? — спросил Ермаков.
— Если Алеша… то есть Алексей Петрович ручается за “Мальчика” и если геологи ручаются за “Хиус”, следует оставить все как есть.
— Что значит “ручаются за “Хиус”? — спросил Юрковский.
— То есть докажут, что “Хиус” не провалится в эту самую пропасть и не перевернется. — И штурман сунул в рот пустую трубочку.
Ермаков встал.
— Значит, “Хиус” останется здесь, — твердо сказал он. — Мы с Дауге провели необходимые измерения, и мне представляется, что планетолет стоит достаточно прочно. Во всяком случае, пользуясь выражением Михаила Антоновича, риск провалиться в трясину не больше риска упасть на скалы при попытке переменить место. Итак, “Хиус” остается здесь.
Быков покосился на Юрковского. Тот и бровью не повел.
— Дальше. “Хиус” нельзя оставлять без присмотра. Поэтому с “Мальчиком” пойдут пять человек. Один из пилотов останется.
Спицын вздрогнул и обеспокоенно взглянул на Ермакова. Крутиков вынул трубочку изо рта.
— Постоянным дежурным по “Хиусу” я оставляю Крутикова. Возражений нет? Я имею в виду существенные возражения…
По широкому, добродушному лицу штурмана было видно, что у него есть возражения — правда, к сожалению, не существенные.
— Отлично. Не будем терять время, товарищи. Нам нужно будет тронуться в течение ближайших двадцати четырех часов. Правда, сейчас по венерианскому времени вечер, и старт придется на ночное время, но я не думаю, чтобы темнота помешала нам больше, чем мешает сейчас туман. Давайте закусим…
— …чем бог послал, — вздохнул Крутиков.
— …и возьмемся за “Мальчика”. Вопросы есть?
Совещание окончилось. Быков заметил, что все наперебой старались выразить свое сочувствие Михаилу Антоновичу, у которого был действительно очень несчастный вид. Юрковский собственноручно налил ему какао, Дауге то и дело обирал с него невидимые пушинки, Спицын открыл для него банку обезжиренной колбасы.
— Кстати, — сказал Юрковский, воткнув вилку в холодную вареную курицу, — очень удачно, что от купола “Хиуса” до поверхности болота всего несколько метров. Нам не придется возиться с блочной системой, в которой я, откровенно говоря, так ни черта и не понял.