Ознакомительная версия.
Парень с лошадиным лицом обернулся на меня. Поблымал блеклыми глазами и снова принялся мешать треклятые овощи. Я уже не мог дождаться, когда он их пожарит и уйдет.
— Про зарплату вообще разговора не было.
— По-моему меньше, чем сейчас, тебе нигде платить не будут, — усмехнулся Женя. — Так что и терять нечего, стоит идти.
— Не нравится мне там что-то. Предчувствие плохое, — признался я. — Что может мерить модель с идеальной формой черепа?
— Очки, — Женя открыл ножом тушенку и высыпал бело-коричневое содержимое в воду. — Может быть еще какие-нибудь устройства. Например, скобы, штифты какие-нибудь для тех, у кого челюсть поломана. Да что угодно можно мерить!
По кухне разлился запах вареного мяса. Слишком сильный, чтобы быть настоящим.
— Зубные протезы еще можно мерить, — вклинился в разговор парень с лошадиным лицом. — А еще глазные протезы.
— Для этого надо быть беззубым и не иметь глаз. Или глаза, — посмотрел на него Женя.
— Надо, — парень выключил конфорку и, взяв сковороду, ушел из кухни. Многие в этой квартире обходились без тарелок.
Мы проводили его глазами. После я встал и посмотрел на воду. Не закипела.
— Точно супом не поделиться? — жалостливо посмотрел на меня сосед. — А то мне тут одному много? — указал на маленькую и тощую кастрюльку, из которой и кот вдосталь не наестся.
— Однозначно, — присел я обратно на табуретку.
— А в эту контору ты все ж сходи, — Женя выключил конфорку. — Вряд ли там страшно. Раз их интересует форма черепа, а не отсутствие зубов и глаз, значит, там примеряют что-то другое. В конце концов, ты всегда можешь отказаться. Я бы, на твоем месте, сходил.
— Посмотрим.
На кухню стали заползать тени. Вначале они спрятались по углам, потом принялись осторожно выбираться в центр. За год проживания в Москве так и не привык к наступлению темноты в центральной полосе России. Долго здесь держится пограничное состояние, называемое сумерками. У меня, в родных Шахтах, если день, то солнечно и жарко. Если ночь, то темно и жарко. А пограничное состояние длится минут пятнадцать-двадцать.
Я включил лампочку, висевшую на проводах. Кухню залил тусклый желтый свет, нагнавший теней в перенаселенную квартиру. Суп на плите кипел — остывала электрическая печь долго.
— Как там, кстати, дела у твоей группы? — поинтересовался Женя.
При знакомстве, в порыве пьяного угара, наврал ему, что сколотил команду. Даже название сообщил, но уже забыл его. Рассказал, какие у нас грандиозные планы и замечательные хиты, что продюсер обещал поднять на невообразимые высоты. Теперь приходилось врать о несуществующих концертах, репетициях, студии, музыкантах, альбомах.
— Да все нормально, — постарался придать голосу непринужденный тон, взгляд сам собой опустился в пол.
— Когда уже станешь знаменитым? Представляешь, приезжаю я домой, сижу с родителями, смотрю телевизор, а тут выступаешь ты! А я им и говорю, что с этим пацаном жил в одной комнате, соседями были. Мама восхититься, а папа, наверно, поначалу не поверит. Ты там говорил, что-то про тур. Когда он начнется?
— Думаю осенью, — каждое слово давалось с трудом, будто весило двадцать килограмм.
— Всероссийский? — продолжал пытать Женя.
— Да.
— Классно тебе, — улыбнулся он. — Мечта сбывается.
— Угу, — немного подумал и добавил. — Только мечта у меня чуть изменилась. Хочу жить в свое удовольствие.
Женя внимательно на меня посмотрел, даже неуютно стало от его пристального взора.
— Настоящая мечта всегда одна. Она как солнце, за которым мы идем по жизни.
— Значит, у меня изменилось солнце.
— Солнце не меняется, — наставительно сказал он. — Либо ты идешь за ним, либо ты идешь от него.
— Ты что себя философом возомнил? — Допил я пиво и грохнул бутылку о стол.
— Ладно, пойду ужинать, — пожал плечами Женя. Натянул на животе майку и через нее взял кастрюльку. Скривился, шикнул и засеменил в комнату.
Я остался на кухне один. Подошел к плите и принялся наблюдать за водой. Открыл новую бутылку пива. Вода закипала, дно оккупировали крохотные пузырьки.
В принципе, сходить стоило. От этого ничего не терял, а приобрести мог намного больше — любимую работу. Материальный уровень мог поправить и переехать, наконец, из этого стойла. Мог начать нормально питаться, завести девушку и даже куда-нибудь сводить. А мог…
Дыхание захватило от настолько сумасшедше-бредовой мысли. Даже подумать о собственном синем Bentley страшно. С трудом верилось, что смогу сесть в такую машину. Я. Обычный я, этими руками возьмусь за ручку на двери, открою и опущу пятую точку в мягкое кожаное кресло. Прикоснусь к рулю, приборной панели. А потом заведу и поеду!
Последнее плохо представлял, хоть и не единожды видел, как другие водили машину. Сам управлял автомобилем только на экране.
Выплыл из грез и увидел, что вода в кастрюле закипела. Солить давно отвык. Просто побросал пельмени, помешал, и начал ждать, когда сварятся.
Пил пиво, но вкуса не чувствовал. Перед глазами стоял синий Bentley. Казалось, протяни руку и прикоснешься к нему. На мгновение даже почувствовал запах кожаного салона, услышал тихий, мурлычащий шум двигателя.
— Привет, — в кухню вошел парень, высокий, как дядя Степа, и худой, словно отощавшая модель. Про него говорили, будто приехал в Москву, чтобы стать баскетболистом, хотя никогда не играл в баскетбол. В его глухом селе не было подходящей для этого площадки и даже соответствующего мяча. Просто ему хотелось вырваться из безнадеги, и он придумал для этого причину.
— Привет, — тоскливо ответил я.
Накатила необыкновенная жалость к себе. Вновь задумался, а чем тот парень на Bentley лучше меня? Из-за чего блага этого мира достались ему?
— Ты чего такой грустный? — баскетболист набрал в огромную турку воды из-под крана. Поставил на плиту и включил другую конфорку. — С работы уволили?
— Не ту горелку включил, — кивнул я на плиту.
Новичков видно сразу. Если человек всю жизнь обращался с газовой плитой, то для него в порядке вещей включить на электроплите другую конфорку.
Баскетболист внимательно изучил рисунки над ручками, а после включил нужную.
— Так чего такой грустный?
— Да вот твою посудину увидел и думаю, что мою кастрюлю рядом с твоей джезвой и поставить стыдно. Твоя деревня, кстати, как теперь кофе варит? У вас же наверняка одна на всех была?
Уголки губ у баскетболиста поползли вниз, брови сошлись.
— Ты сам-то откуда, москвич недоделанный? — просипел он.
— Неважно, — я не знал, зачем к нему прицепился. Нормальный и обычный парень. Слишком худой, очень высокий, больше двух метров — и это причина над ним так зло и нелепо издеваться?
Однако отступать не собирался. Попросту не умел.
— Ты лучше скажи, зачем приехал сюда? Про тебя поговаривают, что хочешь баскетболистом стать, а мяча держать не умеешь. Так чего тогда приперся? Пас бы себе коров и пас. Мясо тоже нужно.
— А ты чего приехал? — вновь вопросом на вопрос ответил баскетболист.
— Думаешь, здесь нужны такие шпалы как ты? Да в тебя попади баскетбольным мячиком — переломишься пополам. И ты, кстати, так и не ответил, как твой аул будет кофе теперь пить? Впервые в жизни вижу такую огромную джезву!
Я, конечно, понимал, почему он привез с собой именно эту турку. В ней разве что слона сварить не получится. Баскетболист все готовил в ней. Вообще универсальная посудина получилась — и глубокая, и вместительная, и с длинной не нагревающейся ручкой, и даже с мерными делениями внутри. Скорее всего это ковш, просто внешне сильно смахивал на огромную джезву. Мечта холостяка, в общем.
— Слушай, а тебе не приходило в голову, что я не от хорошей жизни бегу. Как и ты, собственно.
— А ты меня к себе не приравнивай, — не слишком уверенно и совершенно не тем тоном, которым надо, произнес я. Просто требовалось сказать нечто подобное, вот и ляпнул. Четкие пацаны у меня в Шахтах так и говорят в подобных ситуациях. На деле обрадовался бы даже звонку начальника — тогда смог бы выйти из ситуации достойно. Мол, мы бы еще поговорили, но отвлекают. А как иным способом закончить разговор без ссоры я не представлял. Пятнадцать раз успел обругать себя за дурацкую вспыльчивость и длинный язык. Мама с детства говорила, что я неуравновешенный и скорый на решения. Рассказывала, что и прадед, атаман, был такой же. Если рубил, то с плеча, а если и любил, то сгоряча. Воевал за Деникина, а потом еще и чуть ли не всю советскую власть пережил, работая в НКВД. Мне бы хоть чуточку его везения, здоровья и напористости. Да я бы всем миром владел, а не только Bentley.
— А ты чем такой особенный? — баскетболист заводился, и это плохо. — Ты умнее или богаче? А может ты сильнее?
После этих слов я всерьез струсил. С такой дылдой драться тяжко. У него руки длиннее, чем у меня ноги, а до лица допрыгнуть надо. А самое главное, зачем? Из сложившейся ситуации стоило искать выход, пока не зашло слишком далеко.
Ознакомительная версия.
