class="p1">Дейдра встрепенулась и полными удивления глазами оглядела меня.
— Ах, это ты, — произнесла Дейдра. — Я не думала, что ты придёшь так рано… — Её взгляд остановился на моей разодранной рубашке. — Что случилось? — в голосе зазвучали нотки страха, но глаза — ими-то не обманешь. Во взгляде ещё чувствовалось сострадание, но это было сострадание, которое она могла испытывать к другу, к приятелю, к хорошо знакомому человеку, но не к любимому мужчине.
— Ничего страшного, — ответил я вполне спокойным тоном. — Попал в аварию, но, к счастью, не сильно пострадал. Меня уже осмотрели врачи, они пришли к выводу, что если не считать пары ушибов, то я в полном порядке. Не переживай, пожалуйста.
Она увидела записку в моих руках и тут же потупила взор. Буквально упёрлась взглядом в пол, не смея поднять его и посмотреть мне в глаза. Левая рука безвольно повисла, полотенце выпало и мягко опустилось на пол. Правой рукой Дейдра чисто женским жестом принялась поправлять ворот лёгкого халатика, запахивая его посильнее.
— Да-да, — я старался говорить как можно тише и спокойнее. — Я уже прочитал. Думаешь, всё кончено? Может быть, ещё попробуем всё наладить?
Фраза нелепая и совершенно неуместная, но на большее я в тот момент способен не был.
— Нет, прости, — сквозь слёзы ответила Дейдра. — Карта не может врать, и я уверена, что правильно её составила. Я верю астрологии, даже больше, чем себе.
— Понятно. — Я тоже опустил глаза. Можно было сказать что-то ещё, наверное, нужно было попробовать ещё один раз, но я понимал: всё это бессмысленно. И Дейдра это понимала. — Я забежал на пару минут, — словно бы извиняясь за неожиданный визит, продолжил я. — Сейчас, только переоденусь и уйду — тороплюсь, шеф ждёт… Не буду удалять тебя из списка хозяев квартиры: если что-то забыла, то всегда можешь сюда вернуться и забрать, что нужно.
Сложно говорить, зачем это сказал — то ли намёк, то ли тень слабой надежды, а может быть, это просто моя природная порядочность взяла верх. Но Дейдра ответила отказом, перечёркивая предложение:
— Спасибо. Но в этом нет нужды. Я сегодня улетаю, вернусь не скоро.
— Куда же ты улетаешь?
— На «Ксению». Может быть, ты слышал? Это такая станция на дальней орбите. Мы будем строить огромную базу, Новую Луну.
— Да, что-то такое припоминаю. Ты и раньше мечтала там работать.
Мы замолчали ненадолго, примерно на полминуты. Я уже встал, собираясь пройти в холл, когда Дейдра вдруг сказала:
— Знаешь, Брэд, ты всегда был двуликим. — Мы одновременно подняли глаза и встретились взглядами. — Не двуличным, а именно двуликим. Как будто два человека в одном теле. Или разуме. Я и раньше это замечала, но в той карте, которую составила несколько дней назад, — в ней чётко видно две линии. Один ты, а другой… — Она прервалась, не зная, что добавить. — Ты всегда был странным… и не моим.
Глава 4. История с профессором
Профессор Тельман — большой оригинал. Впрочем, как и все профессоры. Да и не только профессоры — вся эта научная творческая братия, как говорится, немного «с приветом». Но даже среди этой компании Тельман выделяется своей просто выдающейся чудаковатостью.
Чего стоит, например, его экстравагантная манера читать лекции. Мне никогда не забыть знакомства с ним.
На первом же занятии профессор забрался на стол, этого ему показалось мало, и пока мы изумлённо хлопали глазами, он спустился вниз, схватил стул, установил его на стол, после чего взгромоздился на шаткую конструкцию. Там, наверху, вращая кончиком указки вокруг старомодной люстры, он принялся объяснять, как устроена Солнечная система, почему планеты вращаются по круговым орбитам и как это влияет на климат Земли.
В один момент профессор не удержался и грохнулся вниз. Студенты с первых парт бросились помогать подняться, а он всё это время, как ни в чём не бывало, продолжал воодушевлённо читать материал. Когда, наконец, появился из-за кафедры, мы, новоиспечённые первокурсники, вчерашние школьники, встречали его стоя. Мы аплодировали, за пару минут профессор Тельман стал нашим кумиром.
Не буду объяснять, как получилось, что студент с весьма посредственными способностями попал в поле зрения ведущего специалиста одного из самых авторитетных институтов (правильнее сказать — в поле зрения человека и учёного с мировым именем). Скажу лишь, что по окончании университета мне посчастливилось оказаться в его исследовательской группе, и мы с ним сразу подружились.
Я сопровождал профессора в десятке или даже более экспедиций — в пустыни и ледники, в горы и пещеры. Он относился ко мне как к многообещающему ученику, как к достойному продолжателю своего дела — по крайней мере, мне так кажется. Сколько времени он убил на то, чтобы привить те знания, которыми обладал сам, передать бесценные крупинки информации, добытые в ходе кропотливой исследовательской деятельности.
Но всё было как об стенку горох. Я мало что понимал, почти ни во что не вникал. А мотался с профессором лишь потому, что мне это нравилось. Нравилось путешествовать, да и общение с профессором мне тоже нравилось. Вот и ездил с ним, как бесплатное приложение, как собачка маститого учёного, которая сопровождает его в каждой экспедиции.
Хотя, если проводить аналогию с собакой, то я был скорее хорошим сторожевым псом — злым и искренне преданным хозяину. Действительно — можно вспомнить несколько заварушек, которые неизменно сопровождают командировки в какую-нибудь глухомань, — я был там на высоте. Благодаря мне профессор и его коллеги избежали многих неприятностей.
Но в определённый момент профессор разочаровался в моих академических способностях. Немаловажную роль тут также сыграли некоторые другие обстоятельства — сугубо личного характера. Короче, наши пути разминулись. Я перешёл на более административную работу, а профессор продолжил свои изыскания в сфере климатических изменений нашей планеты.
Насколько знаю, последние года два или больше он провёл на одной исследовательской станции высоко в горах — чего-то там нашёл эдакого. Стал он совсем социофобом, мало общался с коллегами из института, да и вообще, что называется, с головой ушёл в работу.
А с тех пор, как год назад в том нелепом инциденте на Меркурии погиб сын профессора — молодой и, говорят, весьма преуспевающий спортсмен — профессор стал ещё более замкнутым и непредсказуемым. Оно и понятно: когда я был дружен с профессором, то многого наслушался о его сыне. Знаю, как профессор к нему относился, отлично помню, как рассказывал о нём — с искренней отеческой любовью и непередаваемым восхищением…
Профессор почти перестал выходить на связь. В редких и скудных отчётах постоянно упоминал о том, что
