Вот так, не достигнув еще и девятилетнего возраста, я уже знал главный закон араб-ской жизни. Я против своего брата; я и мой брат против нашего отца; моя семья против родственников и клана; клан против племени; а племя - против всего мира. И все мы - против неверных.
"Стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиной Аялонскою!". Так Иисус Навин просил о свете, чтобы при нем разбить своих врагов.
Деревня Таба занимает небольшую, но стратегически важную высоту в Аялоне, ко-торый считают то долиной, то равниной. Перед первой мировой войной германские ар-хеологические раскопки обнаружили на этом бугорке останки цивилизованного человека, датируемые более чем четырьмя тысячами лет назад. Если бы вам надо было попасть в Иерусалим с моря через Яффу, двигаясь на юг и восток, то пришлось бы попасть на рав-нину через пару сторожевых городов - Рамле и Лидду, где, как полагают, святой Георгий держал свой суд.
Через десять миль вы подошли бы к холму, где находится деревня Таба - она стоит как часовой у ворот Иерусалима. За Табой дорога извилисто поднимается в гору и вьется дюжиной миль к предместьям Иерусалима по дну крутого ущелья, известного под назва-нием Баб-эль-Вад.
До битвы Иисуса Навина это был древний Ханаан, мост между державами Плодо-родного Полумесяца Месопотамии и Египтом. Тогда, как и теперь, страна Ханаанская ле-жала как лакомый кусочек между челюстями крокодила - коридор для армий вторжения. Волны семитских племен перекатывались через Ханаан, роились в нем и породили добиб-лейские цивилизации городов-государств, которые в конце концов были покорены и по-глощены кочующими племенами евреев.
После Навина холмик Табы повидал карательные армии Ассирии и Вавилона, Егип-та и Персии, Греции и Рима. Он был границей злосчастного еврейского племени Дан и домом странствующего еврейского судьи Самсона. И слишком хорошо знал колесницы филистимлян.
Он видел великое восстание евреев против греков, и здесь Иуда - "молотобоец" - собирал своих Маккавеев на приступ для освобождения Иерусалима.
Говорят, что у этого холма сделал остановку Мохаммед во время своего легендарно-го ночного путешествия из Мекки в Иерусалим и обратно верхом на мифическом коне Эль-Бураке с лицом женщины и хвостом павлина, который мог прыгнуть так далеко, как только может видеть глаз. Любой деревенский житель расскажет вам, что Мохаммед прыгнул с холма у Табы, а опустился на землю в Иерусалиме.
За Мохаммедом на этом месте появились армии, примчавшиеся из пустыни под зна-менами ислама, чтобы изгнать из святой земли христиан.
Свой лагерь ставил здесь Ричард Львиное Сердце, готовясь к гибельному крестовому походу на Иерусалим, закончившемуся бойней.
Табский холм видел и британские легионы, пробивавшие себе путь к Иерусалиму во время первой мировой войны.
А между этими событиями здесь прошли миллионы ног паломников - набожных ев-реев, христиан, мусульман. И все время, пока шел карнавал истории, деревня Таба так и стояла на этом холме.
Самыми последними завоевателями были оттоманы, хлынувшие из Турции в шест-надцатом столетии, чтобы сожрать Ближний Восток и опустить завесу мрака над регио-ном на четыре сотни лет.
Под турками Святая Земля задыхалась, и камни на ее полях торчали как голые кости мастодонта в грязном, кишащем болезнями болоте. Медвежий угол Сирийской провин-ции, Палестина была брошена на произвол беззакония и сиротства. Кроме смутного эха прошлого, здесь не было никакого общественного устройства. А Иерусалим, как писали тогдашние путешественники, был доведен до лохмотьев и пепелищ.
Всеобщая жестокость, всеобщая коррупция, пагубный феодализм ознаменовали бес-славное правление турок. Грязный бизнес для турок делали несколько влиятельных семей палестинских арабов. Одну из них, семью Кабир, наградили за сотрудничество крупными земельными наделами в Палестине. Ее владения занимали значительную часть Аялонской Долины.
В восемнадцатом столетии, получив несколько процветающих деревень, Кабиры на-селили их неграмотными, разоренными, жадными до земли арабскими крестьянами и ста-ли сосать из них все соки. Кабиры тем временем уже давно оставили палестинское запус-тение и перебрались в Дамаск, откуда управлялась Сирийская провинция. Как нетитуло-ванные дворяне, они зимовали в Испании, а лето проводили в Лондоне. Они были завсе-гдатаями рулетных столов Европы и частыми гостями султанов в Стамбуле.
Ни турки, ни Кабиры веками ничего не вкладывали в это место. Не было ни школ, ни дорог, ни больниц, ни новой агротехники. Под гнетом классических рабских и землевла-дельческих порядков доходы усыхали, а деревни разорялись. Обнищавших феллахов днем обирали турки и надували владельцы, а по ночам грабили бедуины.
К 1800 году владения Кабиров в Аялонской Долине оказались в бедственном поло-жении. Жители постоянно бегали от своих пожизненных долгов и долгов своих отцов. За-сухи, чума вместе с другими болезнями и нищетой привели всю Святую Землю на грань гибели.
Для бедуинов Таба была просто праздником. Набеги в основном совершались Вах-хаби, что откочевали от своих обычных пастбищ и полей вокруг Газы. Они приходили в пору созревания урожая, опустошали поля, грабили на серпантинной дороге Баб-эль-Вад и нападали на паломников.
Члены семьи Кабир решили, что дело в клане Сукори из рода Ваххаби. Около 1800 года глава семьи Кабир разыскал бедуинского шейха Сукори и сделал ему предложение, которое должно было переменить его положение от нужды к широким возможностям. Ес-ли бы Сукори согласились занять Табу, то их шейха сделали бы земельным агентом по всей собственности Кабиров в долине. Это была не слишком замаскированная взятка - подкормить человека, чтобы он обрабатывал землю.
Сильный шейх мог удержать своих людей на месте и обеспечить Кабирам доход. Больше того, он мог бы гарантировать, что бедуинские набеги больше не будут наводить ужас на долину. Это предложение внесло в племя Ваххаби раскол. Для бедуинского клана отказаться от кочевья было сродни отказу от свободы. Бедуины всегда считали себя араб-ской элитой, истинными арабами. На первых порах бедуины были движущей силой исла-ма, ведь именно их люди были в рядах первых армий Мохаммеда и первыми завоевывали мусульманские победы.
Бедуины не платили налогов, не признавали ни землевладельцев, ни границ. Дале-кий Аравийский полуостров, откуда они происходили, был вне досягаемости египетских и римских завоевателей. В суровых условиях пустыни возникла грубая культура, соответст-вовавшая жестокому диктату природы. Пока прогресс шел мимо бедуина, он выживал главным образом за счет грабежа более слабых. Сильные шейхи, в которых сочувствия было не больше, чем в палящем солнце, выказывали им мало жалости. В системе абсо-лютного общественного порядка каждый знал свое место в племени и занимал это место от рождения до смерти. Единственным способом подняться было уничтожение того, кто выше, и подчинение себе тех, кто ниже. Условия выживания не оставляли бедуинам места для советов и обсуждения демократических принципов, ибо законы пустыни абсолютны.
