— Пойду я, пожалуй, — сказал Виктор. — Посмотрю концерт в одиночестве, по-стариковски. А ты, Тутмес, покажи Лине экспонаты. Есть тут что показать. И расскажи ей все, что она попросит. А потом проводишь юную госпожу в ее комнату.
— Спасибо, Вик, — сказала Лина. — Иди, милый. Привет пражскому симфоническому.
Искреннее облегчение прорвалось в ее голосе. Виктор скрипнул зубами и вышел. Завтра. Завтра все встанет на свои места…
* * *
— Тут, — тихо произнесла девушка. — Можно, я буду звать тебя просто Тут? Тутмес — это слишком длинно.
— Ни в коем случае, — сказал Тутмес, упрямо качая головой. — Простите, госпожа, “Тут” — не мое имя. Когда-то меня звали Асэб. Потом, когда я вынужден был пробавляться заработком федаина, меня обратили в ислам и прозвали Мохаммедом. Это все в прошлом… Далеком прошлом. Не хочу вспоминать об этом. Я взял себе старое имя, госпожа Лина. Очень старое. Тутмес — имя скульптора, жившего три с половиной тысячи лет назад. Я верю, что оно спасет меня. Должен верить, что меня хоть что-то спасет.
— Ты родом из Египта?
— Я родился в Эфиопии, госпожа.
— Эфиопия — не самая богатая страна. Однако по твоей речи чувствуется хорошее образование. Ты биотехник?
— Биотехник. И экзогеолог. И программист. Все, что вам угодно, юная госпожа. В меня втиснули столько программ, что хватило бы целому курсу выпускников университета. Я выдержал все, госпожа. Мой мозг выдержал, не сгорел. Ни малейших признаков паранойи. Проверено, сертифицировано. Иначе бы я не был здесь.
Лина протянула руку, дотронулась пальцами до молочно-шоколадной щеки Тутмеса. Ощутила пробивающуюся щетину — волоски, сбритые утром и начинающие отрастать к вечеру.
— Это твое истинное лицо, Тутмес?
— Мое. Я много раз менял лица, но когда все плохое кончилось, восстановил свой истинный облик. Надеюсь, что проживу с ним до самой смерти.
— У тебя есть принципы, Тутмес?
— Есть. Я живу только принципами, только ради них, милая госпожа Лина.
— Тогда почему ты позволил сделать себя рабом, сервом? Ради денег? Куда ты засунул свои принципы? Глубоко в задницу?
— Я не раб, юная госпожа. Не раб.
— Ты — серв! Ты позволил, чтобы тебе вкатили в кровь гнусную присадку. Ты не можешь сопротивляться желаниям человека, на которого ты запрограммирован…
Тутмес поднял лицо, опущенное доселе к полу, блеснул глазами яростно, чересчур ярко для серва, приложил к полным губам коричневый палец.
— Не говорите таких слов, госпожа. Если хотите жить — не говорите. Будьте умнее. Выглядеть глупой не так сложно. Быть умнее чем кажешься — лишь вторая ступень из двух десятков возможных. Быть действительно умным — неплохо, проживешь на пару дней больше. Если чувство опережает разум — у вас в запасе неделя. Если действие опережает и чувство, и разум — будете жить долго, до самой своей смерти.
— Думаешь, у меня так мало шансов? — криво усмехнувшись, спросила Лина.
— У вас нет шансов, юная госпожа. Вы умрете. Завтра или через несколько суток. Вас привезли сюда для этого.
— Веселый прогноз… — девушка вдруг успокоилась, лицо ее разгладилось. — Увидим, странный раб Тутмес. Скоро увидим все своими глазами. А сейчас расскажи об этих забавных зверушках. Мне они нравятся…
* * *
Виктор сидел в кресле, откинув голову, полуприкрыв глаза. Голографическая проекция пражского оркестра располагалась в центре зала, творила волшебство. Виктор водил пальцем в воздухе, повторяя движения палочки бесподобного Микулаша. Он купался в волнах звука, он тонул и растворялся в них, он блаженствовал.
Комп на столе противно запищал, внося диссонанс в симфонию. Виктор нервно дернул щекой, схватил пластину-монитор.
— Ну что, что еще такое? — крикнул он. — Что стряслось?
На экране появилась Лина. Она стояла на кровати в своей комнате и простукивала стену под самым потолком — там, где шел ряд декоративных панелей, скрывающих вентиляционные ходы. Потом удовлетворенно кивнула головой, тряхнула кистью, из указательного пальца высунулась длинная никелированная отвертка. Девушка вставила ее в отверстие панели и начала отвинчивать шуруп.
— Шустрая девочка, — Виктор покачал головой. — Шустрее даже, чем я думал.
— Что делать, хозяин? — вежливо осведомился голос Тутмеса.
— Ничего. Не мешай ей. Хорошо, что она нашла себе хоть какое-то занятие. Пусть побалуется.
Виктор бросил комп на стол, откинулся на спину и снова взмахнул воображаемой палочкой.
Виктор шел по лаборатории энергичным шагом, заложив руки за спину, бормотал что-то под нос. Потом резко остановился и семенивший сзади Тутмес едва не налетел на него.
— Лина еще спит? — спросил Виктор.
— Да, хозяин.
— Во сколько легла?
— В два после полуночи, хозяин.
— И все это время ковырялась в стенах?
— Да, хозяин. Сняла все панели, потом повесила их обратно.
— Нашла что-нибудь?
— Две камеры из пяти.
— И что?
— Раздавила их ногой. Очень сильно ругалась при этом. Неприлично ругалась.
— Это нормально. Я бы тоже ругался.
— Похоже, она неплохой техник. В ее правую руку вживлен полный набор инструментов.
— Видел… Как раз в этом ничего необычного — не забывай, что она пилот. Надеюсь, оружия с собой не притащила?..
— Такое невозможно, хозяин. Сканер засек бы это еще на входе.
— Паутинку не нашла?
— Нет, хозяин, нет. Паутинка хорошо спрятана.
— Ладно, пусть спит. Пусть выспится — сегодня она нужна мне свежей. Показал ей наш зоопарк?
— Да, хозяин. Госпоже очень понравилось.
— Теперь покажи мне.
— Хозяин, вы знаете здесь все гораздо лучше меня… Может быть, не стоит тратить время на осмотр?..
— Это что, попытка невыполнения приказа? — Виктор удивленно поднял брови. — Когда меня заинтересует твое мнение, я дам знать.
— Да, конечно. Простите, хозяин, — Тутмес суетливо отвесил поясной поклон. — Пойдемте, хозяин.
— Начнем со зверюг первой категории допуска. Где они у нас?
— В третьем и восьмом блоках.
— В каком состоянии?
— О, они в полном порядке! — Тутмес расцвел в улыбке. — Настоящие красавцы, да! На них можно смотреть часами, глаз не оторвать! Пойдемте, хозяин.
* * *
— Пальцеглаз равнинный… — Виктор стоял, сложив руки на груди и любовался тварью, приникшей к стеклу с другой стороны. — Красавец, ничего не скажешь. Обошелся мне в тридцать восемь миллионов. Думаю, он того стоит.
Красавец был похож телом на помесь кенгуру и динозавра-теропода, в два метра ростом, с блестящей пятнистой шкурой, мощными нижними конечностями и маленькими верхними — трехпалыми, с жуткими крючковатыми когтями. Морда его напоминала крабью — фасеточные глаза на тонких стебельках, два ряда непрерывно движущихся жвал. Пальцеглаз жевал, из челюстей его свешивались кровавые ошметки.
