3. По старому следу.
Кроме родителей, Ветра и Бориса, был еще один человек (надо же, пес Ветер у меня зачислен в люди!), с которым я хотел бы встретиться, и который мог бы подсказать какой-то выход из ситуации. Седой, контрразведчик из варианта Медведя, бесстрашный супермен, почти в одиночку разрушивший все тайные мусульманские структуры на территории Советского Союза. Где можно его найти? Я подумал, что такого буйного помощника, как Седой, с его привычкой убивать людей пачками, отец должен был вернуть в его родной вариант немедленно после завершения работы. Значит, его можно найти в варианте Медведя. А как я попаду в нужный мне вариант, если я даже в родной вариант вернуться не могу? Да, я знаю, что медведи тоже разные бывают, но забивать голову этим знанием не буду. Для меня они бывают только белые и бурые, с обложек детских книг. Белые - это не по моей части, а бурые подойдут. Хватит маяться дурью и вспоминать, когда в последний раз прикасался к женщине. Еще прикоснусь и не один раз. А теперь - в Бирку, столицу Балтийской Федерации! Я вышел в Бирке. На Доме красовались медвежьи морды, а на перилах медвежата. Удивительно, я даже вспомнил кафе, где мы пили кофе с отцом. Кофе мне не хотелось, и сама Бирка была не особенно нужна. Седой жил в Новгороде и работал в ИИИ (институте изучения ислама). Там мы его нашли в прошлый раз, там же я собирался найти его сейчас. Как? Подежурю день-другой у входа в ИИИ, если он не на задании - увижу. А если на задании? Тогда будем считать, что мне в очередной раз не повезло. Я напрягся и вспомнил Новгород. Вышел. Тщательно изучил ИИИ, запомнил, как он должен выглядеть из дома напротив. Вернулся в Бирку, в Дом. И заказал в окне... вид на ИИИ. Гениально! Теперь можно заказывать Дому кофе, пирожные, все что душе угодно, и сидеть, бдеть, ждать, когда из здания выйдет Седой. Ждал я до вечера. Недаром говорят, что нет занятия хуже, чем ждать и догонять. Надоело! И вообще, Седой ведь не канцелярская крыса, ему нечего делать в ИИИ. Я просто теряю время. Одновременно с этими мыслями, сквозь сгущающиеся сумерки, я увидел Седого. Сильнее всего я испугался, что он сядет в машину и уедет, пока я буду выбегать из Дома, настраиваясь на нужную картинку. Я помчался, перепрыгивая через ступеньки и удерживая в памяти изрядно намозолившее глаза здание ИИИ. Седой никуда не уехал, он стоял, словно ждал кого-то. Я перешел с бега на быстрый шаг, меня прямо трясло от нетерпения. Седой повернулся и посмотрел на меня. Я - на него. Между нами было приблизительно десять метров. И я увидел... Это был не Седой, это был кто-то, загримированный под Седого. Этот "кто-то" поднес к губам зажатую в кулаке трубочку, я успел увидеть стремительно летящую черную точку и ощутить укол в лицо.
Я сидел на жесткой, приделанной к стене кровати. Больше всего она была похожа на вагонную полку. Сам я тоже был прикреплен к стене. На запястьях и на щиколотках у меня плотно сидели стальные браслеты. От них отходили длинные стальные же цепи, каждая из которых отдельно крепилась к стене. Но если не считать цепей, то временами я мог почувствовать себя не как заключенный на нарах, а как король на троне. Потому как меня, словно придворные коронованную особу, окружали важнейшие чины разведки Балтийской Федерации. Или они только называли себя важнейшими? Меня приковали сразу же после встречи с Лже-Седым. Общение с моим отцом, который ухитрился убегать то ли три, то ли четыре раза из под самой плотной опеки, внушило балтийцам почти мистическое преклонение перед нашими семейными возможностями. Даже на долю секунды они боялись оставить меня непривязанным. А попался я, как всегда, глупо. В любом порядочном разведывательном учреждении ведется съемка прохожих, снующих мимо. Личности особо назойливых, по возможности, устанавливаются. Меня в таковые занесли, уж больно настойчиво я изучал ИИИ, а потом с трудом, но опознали. (Оказывается, мой портрет хранился в картотеке). Дальше, дедуктивное мышление местных Шерлокхолмсов пошло по следующему пути: "Что связывает этого странного типа (меня) с ИИИ? Сотрудник ИИИ (Седой), которого тип (я) похитил четыре года назад. Четыре года все было тихо, никто не появлялся. Что случилось сейчас? Скорее всего, сотрудник сбежал, и тип пытается выследить его здесь. Как поймать этого неуловимого типа? Подстроить ловушку, куда заманить фальшивым сотрудником (благо его внешность, из-за характерной седины, легко фальсифицировать)". А дальше - дело техники. Зачем я нужен разведке? Ну, вот идиотский вопрос! Да любая разведка (и не только она) отдала бы свой годовой бюджет за возможность ходить пешком в любую точку в мире, пользуясь только художественными открытками с видами городов (так я, в свой прошлый визит сюда, прибыл в Тверь с толпой местных спецназовцев). А если попасть в такие места, где наука-техника далеко впереди и есть всевозможные невиданные типы оружия (это они так про наш вариант истории понимают)... Ну, без особых объяснений ясно, как это все важно. Потому и отнеслись ко мне с чрезвычайной серьезностью. Можно понять балтийцев. Они не подозревали о существовании Дома и считали, что наша с отцом невероятная способность - либо нечто генетическое, либо (скорее всего) результат использования какого-то таинственного механизма, которым я и отец владеем. Если считать Дом механизмом, то тут балтийцы были правы. Но они предполагали, что механизм этот должен быть чрезвычайно портативен и (после тщательных поисков в моей одежде) вмонтирован у меня внутри. Понимая, что сделать меня своим преданным соратником вряд ли возможно, балтийцы решили любой ценой сами овладеть невероятным механизмом. И единственным препятствием на их пути был я. Если не считать некоторых "мелких" неудобств, таких как цепи и... э-э-э... параша, поначалу меня содержали прекрасно. Разговаривали более чем вежливо. Кормили просто изумительно. Еду подавали настоящие красавицы, готовые, как я понял, запрыгнуть ко мне на нары при малейшем моем желании как поодиночке, так и в любом количестве. Несколько раз я чуть было не поддался на провокацию. Остановила мысль о том, какую мелодию будут при этом вызванивать мои четыре цепи, и сколько зрителей под разными углами зрения будут наблюдать за моими действиями. Таким образом, и я, и девицы, и мои тюремщики - все остались разочарованы. Не исключено, что в еду подмешивали какой-то слабый наркотик. Все время я был беспричинно весел и беззаботен. Меня ничего не волновало. Я чувствовал себя не как в тюрьме, а как на курорте. Но... Говорил только то, что хотел сам, а не то, что хотели балтийцы. Да, мы с отцом такие. Ходим, куда захотим, способность у нас такая. Откуда? Не знаем. Есть еще такие же люди, один из них - наш враг (Кардинал). Как ходим? Представляем себе нужное место и выходим именно в него. Механизм? Никакого механизма!!! Не верите - проверьте. Проверяли. Притащили портативную рентгеновскую установку, просвечивали не один раз, под разными углами. Даже мне стало интересно: вдруг обнаружат что-то? Не обнаружили. Поиски машины временно отложили, рацион немного ухудшили и принялись выяснять: где Седой и чем мы с ним занимались эти четыре года? Когда я стал рассказывать про мир скелетов, мой русский язык перестали понимать, позвали специалистов по языку, и те помогали объяснять, что же творится в том странном мире. Когда все поняли, то позвали местных психиатров, и те стали выяснять, нормален ли я. По-моему, признали нормальным. Потом я честно-откровенно признался, что заблудился и не могу вернуться в свой мир (о тотемах я умолчал, не могу - и все). Мне радостно предложили считать Балтийскую Федерацию своим домом и остаться здесь (о том, что снимут цепи, никто даже не заикнулся). Про Седого я тоже рассказал без утайки, о его подвигах в борьбе с Кардиналом и т.д. и т.п. Балтийцы по своим разведывательным каналам уже знали, что несколько отпрысков солидных рязанских шейхов бесследно исчезли при проведении каких-то тайных операций. За это кое-кто в ОИР (Объединенной Исламской Республике) поплатился жизнью. Узнав все, что было возможно, меня на время оставили в покое. Рацион еще раз ухудшился, красавиц сменили когда обыкновенные женщины, а когда и простые охранники. Мне стало скучно (убрали наркотики?), я попросил книги. Увы, мало того, что книги были на языке не особенно похожем на русский, так и написаны они были латиницей. Не особенно разгонишься почитать. Что делать? Я решил, что будет очень интересным ознакомиться с местным изобразительным и прочими искусствами. Опять же, мне пошли навстречу, натащили книг по искусству. Книги с картинами художников, произведениями скульпторов, граверов... Каталоги музеев... Не знаю, интересно ли это было бы нашим искусствоведам, художники-то незнакомые... Мне стало интересно. Названия музеев расширяли мои познания о местной географии. Больше половины городов были мне незнакомы. Не было Парижа! Я полюбопытствовал. Париж здесь назывался Лютецией, и его музей выглядел беднее Лувра. Мое внимание привлекла фотография: "Зал холодного оружия". Я глянул на обложку книги: "Музей прикладного искусства. Шомрон". Шомрон? Еще один новый город и, возможно, новая страна. Наверное, где-то в Юго-Восточной Азии. По звучанию похоже: Шом-рон, Ран-гун, Пном-пень... "Пень пнем", - подумал я и подозвал наблюдавшего за мной охранника, ставшего в последнее время и искусствоведом-географом. - Шомрон? - консультант наморщил лоб. - Слышал, слышал, дай-ка я прочитаю. Да, все правильно. Вот: "Древняя столица Израильского царства. Вместе с Шомронским Университетом музей является главной достопримечательностью..." Пару минут я слушал пересказ статьи о том, как хорош музей, потом до меня дошло, что это в Израиле. Пока охранник читал, я задумался, какое впечатление на моих тюремщиков могло произвести заявление о том, что я еврей и требую выпустить меня в Израиль. Умерли бы со смеху. У нас, тех, кого не пускали в Израиль, помниться, называли, отказниками. Отец как-то обмолвился, что двум-трем он помог, через Дом перетащил их куда надо, наплетя невероятных баек и продержав два дня в полной темноте (для маскировки). Ну, отец, он авантюрист известный. А я... известный дурак. Заблудился в трех соснах, потерял родной вариант, клюнул на приманку и сел на цепь. Если еще потребовать, чтобы меня выпустили в Израиль... Точно, когда они поймут, что мой дар нельзя присвоить, они меня убьют, чтобы не достался никому. Например, Израилю. Я принялся листать книгу о музее, мечтая, что когда-нибудь мне самому удастся пройтись по его залам.
