Ознакомительная версия.
Аркадий почти обличительно указал на то место в тетрадке, где была нарисована некая штуковина, напоминающая треногу – вроде той, на которую художник имеет обыкновение устанавливать мольберт, только с пятью ногами и массивным навершием в форме цилиндра – а сам с непонятным трепетом в сердце ожидал положительного ответа.
– Отчего нет? – беззаботно рассмеялся Базаров. – Хоть бы и природы. Природа – не храм, а мастерская!
И, отобрав у Аркадия тетрадку, почти выбежал с нею вон из комнаты, оставив товарища наедине с его сердечным трепетом.
Под мастерскую Евгению был предоставлен сарайчик, пристроенный к птичному двору. В нем Николай Петрович, потворствуя новейшей моде, а в основном – от скуки, которая неизменно становится главным врагом любого горожанина, переехавшего жить в деревню, – некогда пытался разводить бойцовских петухов. Он даже выписал себе две пары их из *** и еще три – из самого ****, но затея сия не увенчалась успехом: петухи в первую же ночь передрались, и те, что проиграли в драке, не прожили и двух суток, а победитель – его легко было можно узнать по обеим уцелевшим глазницам – тоже издох через неделю, от все той же скуки или от одиночества – кто знает? С тех пор и до обнаружения Базаровым у себя изобретательских способностей пристройка пустовала.
В помощники Евгению отрядили Петра, слугу из вольных, камердинера Николая Петровича – отрядили без сожалений и без ущерба для хозяйства, поскольку пользы для оного он из себя никакой не представлял, а только важничал между слугами да, желая подчеркнуть свою близость к барину, беспрестанно курил трубку. Все в нем, и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, словом, все изобличало предвозвестника грядущего – и слава богу, грядущего еще нескоро, – поколения россейских панков.
Однажды, приблизившись к сарайчику-мастерской, где теперь Базаров проводил все свое время, Аркадий стал невольным свидетелем одного примечательного разговора.
– Ты как сопло примотал, дурья твоя башка? – возмущенный голос Евгения разносился далеко окрест. – Где ты видал, чтоб так сопла привязывали?
В ответ помощник Евгения только преглупо хихикал, так, словно его кто-то изводил щекоткою.
– Ох, барин, ох, не могу! – умолял он. – Сопло-с! Ох…
– Из чего же нам строить ступени? – раздумчиво молвил Евгений.
– Знамо из чего, – ответствовал Петр напряженным голосом, в любой момент готовый снова прыснуть от смеха, – из камня.
– Из камня… Мало, видно, пороли тебя в молодости.
– Точно-с так-с, барин. Мало.
– А надо было больше пороть!
Аркадий остановился перед запертою дверью сарайчика и преувеличенно громко позвал:
– Евгений! Можно мне войти?
– А, это ты? Входи! – донеслось изнутри. – Только под ноги смотри! не наступи ни на что!
Дверь распахнулась и Аркадий замер на пороге, не решаясь сделать шаг: тут и вправду было на что наступить… В прямоугольнике света, падавшего из распахнутого дверного проема, видно было, что весь пол тесного помещения устилали широкие листы с чертежами, на которых были разложены всевозможные предметы иногда понятного, но по большей части – совершенно неизвестного Аркадию происхожденья и предназначенья.
– Это что же, подкова? – спросил он и осторожно поднял с бумажного листа металлическую, изогнутую дугой полоску, за которой вослед тут же потянулись мелкие несколько гвоздей и пружинка от часового механизма, открывая на бумаге сделанную рукой Базарова запись: «Е равняется М на Ц в квадрате. Много – в кубе. Не забыть проверить!» И вдруг застыл как вкопанный, изумленно уставившись на некое сооружение, занимающее собой едва не четверть всего внутреннего помещения мастерской, которое он по какой-то случайности не разглядел сразу.
– Que est ce que c'est? – от волнения Аркадий перешел на французский.
Сооружение на вид было еще далеко от завершения, однако в нем без труда угадывалась та самая штуковина на пяти ногах, изображение которой Аркадий уже встречал прежде – в тетрадке приятеля.
– Это? – Евгений опустил на пол свой конец широкой коленчатой трубы, которую они удерживали вместе с Петром, и обратил к Аркадию свое лицо, немного усталое, раскрасневшееся, но довольное. Насмешливо осклабился, видя недоуменье друга. – Это не закончено еще. Вот, дней через пять приходи – тогда увидишь.
– Но позволь, как же это… Что это хоть будет? – умоляющим голосом спросил Аркадий.
– Ох, тяжело держать, барин, – выпучивая глаза, простонал Петр.
– Через пять дней, – повторил Базаров, снова вскидывая на плечо конец трубы, и пошутил с натугой: – Много будешь знать, скоро состаришься!
Аркадий вспыхнул и выскочил на улицу, успев еще краем уха услышать озабоченные голоса.
– Ступень отходит, барин!
– Которая?
– Дык… Четвертая, кажись.
– Тьфу, черт! Рано!.. Ты вот что, сопло подержи пока.
– О-ох! Грехи наши тяжкие!..
В саду Аркадий остановился, привалившись спиною к стволу тридцатилетнего дуба, закрыл глаза и подставил ветру свое пылающее лицо.
В этот момент его не столько тяготила обидная скрытность Базарова, сколько то томительное и тоскливое ощущение, которое часто посещает молодых людей, когда им кажется, что пока они проводят свои дни в размеренной праздности, что-то весьма значительное и важное происходит где-то совсем рядом, но без всякого их участия.
– Жизнь проходит! – со сладкой жалостию к себе подумал Аркадий. – И все мимо…
Вопреки предположению Базарова, все строительные работы удалось завершить через три дня, и уже утром четвертого пятеро слуг, из которых некоторые глупо улыбались, а остальные только недоверчиво качали головами, с всеми возможными предосторожностями выволокли причудливое сооружение из сарая и на руках отнесли его к парадному крыльцу, где и установили всеми пятью ногами на усыпанную мелким речным песком четырехугольную площадку.
– Ну вы полегче, полегче! – прикрикивал шедший следом, вмиг преисполнившийся собственной важности Петр. – Чай не дрова несете!
Базаров тоже шел рядом, но ничего не говорил, а только с гордостию и любовью взирал на результат своих трудов, посверкивающий на солнце сполохами отполированного металла.
На шум из дома показалось в полном составе семейство Кирсановых; вышел и старый слуга Прокофьич, нахмурил свои густые брови и медленно перекрестился на загадочную конструкцию.
– Порох уже привезли? как я просил? – обратился Базаров к Николаю Петровичу.
Аркадий тоже с удивлением взглянул в лицо отца: оказывается, между его родителем и Евгением существовал некий сговор, о котором он и не предполагал. «Так и есть! – с досадою подумал Аркадий. – Все давно все знают, один я прозябаю в постыдном неведении!»
Ознакомительная версия.
