- Сейчас, - пообещал я, - только умоюсь спросонок.
К моему изумлению, единственным транспортным средством, которое должно было переместиться в город, оказалась телега. Грубо срубленная из толстых жердей, щедро заваленная сеном, с деревянными колесами и настоящей пегой лошадью между длинных оглоблей.
Для тех, кто не знает: оглобли изготавливаются тоже из жердей.
- Сергеев и Фарктен - вперед; Толушкин и Чайкин - позади, - коротко скомандовал капитан.
Мальчишки, такие же молоденькие, как и тот, что встретил меня на тропинке, кивнули и разошлись. Капитан внимательно огляделся по сторонам и запрыгнул на телегу, рядом со старушкой.
- Поехали!
Дед причмокнул и встряхнул длинными коричневыми вожжами.
Телега медленно заскрипела вперед.
- Приедем, напомни, чтобы солидолу тебе дал, - сморщился капитан. - И как тебе все это не надоело?
- А ништо, - отмахнулся дед, - часов через пяток привыкнешь, и замечать перестанешь.
- Да ленится он, паразит, - презрительно фыркнула старушка. - Который год смазать не может. - И повернулась к высокой молодой женщине с длинными светло-русыми волосами: - Садись, Сергеешна, ноги не казенные.
- Ничего, Зинаида Никитична, я пока прогуляюсь, - ответила та звонким голосом и оглянулась на Оксану. - Может, ты сядешь?
Но девочка была всецело занята моим браслетом. Крутила и так, и этак, высунув от напряжения язык, тыкала куда-то ногтем, терла пальцами, смотрела на свет.
- Не споткнись по дороге, - посоветовал я ей.
Оксана недовольно шмыгнула носом, покосилась в мою сторону и снова погрузилась в решение головоломки.
- Ну, загадку ты ей подкинул, мил человек, - покачала головой старушка, - всю ночь не спала! Может, поскажешь, в чем загвоздка?
- Не, - буркнула девочка, - я сама.
- А вы ее отец? - осторожно спросила женщина.
- Нет, - открестился я, - детей у меня нет, жены тоже нет. Я Пахомов, Семен Сергеевич, начальник цеха предприятия триста семнадцать. Двадцать пятого июля пошел за грибами и заблудился.
- Как же это вы? - удивилась женщина.
- Не знаю, - пожал я плечами, - как-то само получилось. А вы кто?
- Ой, простите, - спохватилась она. - Татьяна Сергеевна Залумина. Учитель я в местном колхозе. Вот, везу Оксану в Москву, к академику Абалкину.
- К самому Абалкину? - на всякий случай выразил я восхищение. - Это просто прекрасно!
- Да, - кивнула она. - Я ведь ни разу в Москве не была! А вы?
- А у меня там стоплер фланочный, - не удержавшись, похвастался я. Правда, на глицном базироне.
- Ты чего несешь! - взорвался в ухе Антон. - Какой базирон?! Какой стоплер?! Двадцатый век вокруг!
- Простите, не расслышала? - замотала головой Татьяна Сергеевна.
- Я хочу сказать, - поправился я, - что учился там, в Политехническом институте.
- Перестань купидонить девицу, - заворчал Антон. - Вспомни лучше план действий: когда начнется заварушка, я отключаю реверсивное поле и Оксану утягивает сюда. Если все в порядке, ты включаешь свой ретоноблайзер и тоже "уходишь". Если что-то не срабатывает, то девчонку ты обнимаешь, и я пытаюсь вытянуть обоих. Ты меня слышишь?
На самом деле он мне явно завидовал. Таня оказалась не только очень милой и симпатичной, но и весьма контактной особой с налетом искренней детской наивности. Узнав, что я жил в Москве, она едва не захлопала в ладоши и стала расспрашивать про Мавзолей.
Для тех, кто не знает: Мавзолей - это место, где хранится муляж одного из пророков, основателя марксизма, которого, правда, почему-то зовут не Маркс, а Ленин. Если вы полагаете, что "Ленин" - второе имя, то совершенно правы, вот только первое имя пророка тоже неподходящее: Владимир Ильич Ульянов, причем наука доказала это совершенно точно.
От разговора про религию я осторожно, стараясь не задеть ее убеждений, ушел, вспомнив про Чехова и Булгакова, двух гениальных писателей, совершенно точно живших в двадцатом веке. Про Чехова собеседница знала, а вот про Булгакова почему-то нет. Зато она стала говорить про каких-то Горького и Толстого, но так запутанно, что у меня возникло ощущение, будто Толстой не один, а сразу несколько. А когда Таня стала называть Маяковского не художником, а поэтом, я совершенно растерялся и начал отвечать невпопад. После того, как я похвалил Островского как талантливого физика, у нее округлились глаза и она удивленно спросила, какие отметки были у меня в начальной школе.
К счастью, я еще помнил несколько островских формул из гравитационной кинематики, быстренько набросал их в дорожной пыли и сказал, что мой средний бал - восемь, семьсот сорок три. Она сильно смутилась, даже покраснела, и прошептала, что мы, наверное, говорим о разных вещах. А потом спросила, где я живу.
- Молчи, - зашипел Антон. - Не забывай, что ты начальник цеха в двадцатом веке. Скажи, у тебя маленькая трехкомнатная секция в общежитии, рядом с домом культуры.
Подслушивал, значит, митохондрия женатая! Точно завидует.
Так, за разговором, дорога и тянулась. Петляла между чистыми сверкающими озерами, забиралась на холмы, огибала непроходимые буреломы, тянулась по редким, прозрачным сосновым лесам, зарывалась в густые кустарники, когда ветви полностью перекрывали путь и их приходилось раздвигать руками. Дважды дорога пересекала вброд неширокие речушки. Женщины каждый раз запрыгивали на телегу, а я в первый раз запрыгнул, а во второй поленился и пошел так. К моему изумлению, роба намокла, как носовой платок и потом долго стекала. Я ругался и пытался обжать жесткую ткань на ногах, а Антон в ухе тихо и гнусно хихикал. К счастью, дорога скоро снова стала песчаной и медленно приближалась к пологому холму через открытое для теплых солнечных лучей сосновое редколесье.
- Скажите, Семен Сергеевич, - спрыгнула с телеги учительница, - а к вам в город на гастроли кто-нибудь приезжает?
- Да, - кивнул я и выбрал самый безопасный из возможных спектаклей: "Гамлета" вот недавно привозили.
- Я не была в театре уже несколько лет, - вздохнула Таня. - Как я вам завидую!
- Ничего страшного, - улыбнулся я ей как можно обворожительнее, - в следующий раз я вас обязательно приглашу.
К моему удивлению, Антон не отпустил никакого комментария моему обещанию. Я даже забеспокоился за исправность датчика связи.
- Тпру, савраска, - потянул на себя вожжи дед. - Постой чуток, дай старику размять косточки.
Лошадь недовольно фыркнула, а дедок довольно бодро спрыгнул на землю, ласково погладил свою бородку и пошел к небольшому кустику метрах в ста в стороне.
- Чего это он? - удивился я.
- Да нужно, наверное, - смущенно покраснела Таня.
- Ты меня слышишь, Аркаша? - вкрадчиво шепнул Антон.
- Угу, - не привлекая к себе внимания буркнул я.
