Проведя инспекцию телесных повреждений, Джемисон собрался. Он был спасен. Он не смирился с поражением, и его усиленная сосредоточенность на этом уступе, его отчаянное желание упасть именно сюда сработали. Он полез вверх. На уступе, хотя он и был крут, лезть помогали шершавая почва и чахлые растения. А вот на нависающем десятифутовом обрыве над уступом растянутая лодыжка дала о себе знать в полной мере. Четыре раза Джемисон сползал вниз, пока наконец на пятой попытке его пальцы не нащупали прочный корень и не ухватились за него. В приливе торжества Джемисон подтянулся и выбрался на безопасную вершину плато.
Теперь, когда звуки борьбы за жизнь прекратились, только его тяжелое дыхание нарушало безмолвие пустоты. Беспокойным взглядом он обшарил неровный рельеф. Нигде ни силуэта, ни движения. На краю плато виднелась шлюпка, и Джемисон ползком направился к ней, стараясь прижиматься к камню. Он не знал, что сталось с руллом. И в течение нескольких дней, пока нога продержит его внутри корабля, его враг может тоже мучиться неизвестностью.
Становилось темно, и когда он наконец забрался в шлюпку, сварливый голос прозвучал в его ухе: «Когда мы поедем домой? Когда меня накормят?»
Это был плоянин с его вечным вопросом о возвращении на Плою. Джемисона охватило чувство вины. Он все эти долгие часы ни разу не вспомнил о своем спутнике.
«Накормив» его, Джемисон задумался над давно мучившим его вопросом — как объяснить этому наивному существу суть войны между руллами и людьми? А тем более их нынешнее затруднительное положение.
Он сказал вслух: «Не волнуйся. Оставайся со мной, и я прослежу, чтобы ты добрался до дома». Этого — в сочетании с едой — было достаточно, чтобы успокоить существо.
А Джемисон задумался над тем, как использовать плоянина против рулла. Но его основная способность не была нужна. Не было смысла сообщать голодному руллу, что противник владеет способом сбить с толку электрическую систему его корабля.
Джемисон лежал в койке и думал. Тишина была такая, что он слышал стук своего сердца. Потом он вылез из койки, и все его движения тоже слышались. Он включил рацию — тишина. Ни помех, ни попыток настроиться на волну. На таком расстоянии даже подпространственное радио не работало. Он прослушал частоты, на которых обычно работали руллы. Но и здесь было молчание. Конечно, будь они поблизости, они бы тоже не включали вещание. Джемисон был отрезан от мира, на крошечной шлюпке с неработающими моторами на этой необитаемой планете. Он попытался отогнать эту мысль и взглянуть на ситуацию другими глазами. Здесь, сказал он себе, есть уникальная возможность для проведения эксперимента, и его потянуло к этой идее, как мотылька к пламени. Живого рулла почти невозможно захватить в плен, а здесь сложилась идеальная ситуация. Мы оба пленники. Он постарался думать об этой именно так. Пленники среды, пленники случая и, таким образом, в каком-то смысле пленники друг друга. Только каждый был свободен от внушенной необходимости совершать самоубийство.
В этой ситуации человек может узнать многое. Великая загадка для людей — мотивы действий руллов. Почему они полностью уничтожают другие расы? Зачем они бессмысленно жертвуют ценными кораблями, атакуя земные суда, вторгшиеся в их сектора космоса, когда знают, что земляне все равно покинут этот участок космоса через несколько недель?
Возможности, открывающиеся в этом сражении человека против рулла на одинокой горе, будили воображение Джемисона, лежащего в койке; он вертел проблему так и сяк. Иногда он вползал в кресло пульта управления и по целому часу наблюдал за местностью по мониторам. Он видел плато и большое пространство за ним. Он видел небо Лаэрта-III, бледно-лиловое, беззвучное и безжизненное. Тюрьма. И он — заключенный в этой тюрьме, думал он мрачно. Он, Тревор Джемисон, к чьему тихому голосу прислушивался научный Совет Земной Галактической Империи! А теперь он один, лежит в койке, ждет, пока заживет нога, чтобы он мог провести эксперимент над руллом. Это казалось невероятным. Но шли дни, и он начинал в это верить.
На третий день он почувствовал себя в состоянии перетащить несколько тяжелых предметов. Немедленно он принялся работать над киноэкраном и закончил его на пятый день. Затем записал сценарий. Это было легко. Каждый кадр был так четко продуман, пока он лежал в постели, что не составляло никакого труда все это записать.
Он установил экран в двухстах ярдах от шлюпки, позади деревьев. Коробку с едой он бросил в десяти футах сбоку от экрана.
Прошел остаток дня, шестого с момента прибытия рулла, пятого с того момента, как он растянул лодыжку. Наступила ночь.
Скользящей тенью под звездами Лаэрта-III прошмыгнул рулл к экрану. Он так ярко светился во тьме, лежащей на плато, капля света в черной вселенной неровной земли и карликовых кустарников. Подойдя к экрану на сотню футов, рулл почуял пищу — и понял, что это ловушка. Шесть дней без еды означало для рулла колоссальную потерю энергии, цветовую слепоту на десятке уровней, потерю некоторых способностей. Нервная система рулла походила на разряженный аккумулятор, от которого по мере падения уровня энергии один за другим отключались органические «инструменты». Йели осознал с трудом, но с нарастающей тревогой, что самые тонкие способности его нервной системы могут никогда больше полностью не восстановиться. Нужно было спешить. Еще несколько ступенек вниз, и заложенный давным-давно рефлекс обязательного самоубийства сработает и у него, великого Аайша Йила.
Его тело, покрытое сетчатым узором, застыло. Визуальные центры, расположенные по всему телу, воспринимали свет, идущий с экрана, в узком диапазоне. С начала и до конца он смотрел, как разворачивается история, потом смотрел снова, страстно желая повторения с восторгом первобытного существа.
Картина начиналась с изображения глубокого космоса, где шлюпка человека покинула борт эсминца. Эсминец ушел к военной базе, где принял на борт припасы и вооружение и начал обратное путешествие. Картинка переключилась на изображение, шлюпки, приземляющейся на Лаэрт-III, показывая все, что произошло дальше. Ситуация казалась безнадежной для них обоих — но экран показал единственно верное решение. В финальной сцене каждого показа появлялся рулл, который подходил к ящику слева от экрана и открывал его. Технология открывания была показана детально, как и изображение рулла, поедающего заключенную в ящике еду. Каждый раз, когда показывалась эта сцена, рулл замирал от напряжения, от желания претворить этот показ в жизнь. Во время седьмого показа он проскользнул вперед, покрывая расстояние, отделявшее его от коробки. Он знал, что это была ловушка, возможно, смертельная, но это не имело значения. Чтобы выжить, он должен был использовать этот шанс. Только так, рискнув съесть содержимое этой коробки, он мог надеяться остаться живым в течение необходимого времени.
