Шведы выкатили бочку браги, вышибли дно… Брагу пили шлемами, крича, хохоча…
На берегу реки запылали дубы. От старых людей я знал обычаи шведов: приходить по воде, нападать сильно и решительно и пировать потом среди горящих дубов…
Горели дубы, горели подожженные дома посада: от огал река стала красной, словно текла не вода, а пролйт. зя кровь,.
В себя я пришел лишь в темнице — в каменном подвале угловой башни. Подвал был битком набит пленными. Сидели так тесно, что можно было спать сидя. Шведы закрыли железную дверь, стало темно и душно.,.
Люди задохнулись бы, погибли от жажды, если бы не труба самотечг: это водопровода. Из трубы тянуло свежим воздухом, тоненькой струйкой бежала вода, собираясь внизу, в каменном котле… Воду пшга горстьми, сложив их корцом.
Вырваться из погреба было невозможно: пол, стены, потолок — все было каменным… Сидели молча, даже раненые не стонали.
Сквозь дрему я услышал чей-то негромкий голос:
— Попытка — не пытка. Вы оба как вербочки, тонки станом, плечи отроческие… Аки змейки проползете!
— Разбужу товарища, — так же негромко ответил Ждан.
Будить меня было не нужно. Я все понял с полуслова, подполз к водоводу, вставил голову в деревянную трубу, с трудом втиснулся сам. Плечи сдавило, рубаха на груди стала мокрой и холодной от воды. Ползти оказалось просто, я извивался, прижимался к гладкому дереву, скользил, замирая от страха и холода.
— Тесно… Не могу… — глухо, как из бочки, долетел голос Ждана. Он был толще меня, увяз в мокрой трубе…
Все нужно было начинать сначала. Ждан выбрался из трубы, я попятился к выходу, мне дали кожаный пояс, я обвязал им ногу, а Ждан взялся за другой конец, и мы поползли снова… Ползли медленно: Ждан не мог шелохнуться, а я выбивался из сил, протаскивая его сквозь трубу… Каждый вершок давался с огромным трудом. Сначала я полз на животе, потом лег на спину. Ползти на спине оказалось удобнее, сил словно прибавилось…
Вдруг я увидел звезды, четыре белых больших звезды…
Затылку стало нестерпимо холодно. Мы доползли до колодца.
Я нащупал скобу, уцепился за нее, выволок из трубы самого себя, а потом и Ждана. Бесшумно поднялись наверх, и я первым выглянул из сруба…
В крепости горели костры. Пьяные шведы не спали: горланили песни, перекликались, шумно плясали.
Я перевалился через сруб, нырнул в траву, пополз к стене — в густую черную тень. Около стены меня обогнал Ждан: он знал крепость как свои пять пальцев, помнил все ходы и выходы…
Сначала я не понял, зачем Ждан прижался к стене, но, когда что-то заскрипело, догадался, что Ждан открыл запасной лаз. От людей я знал, что в стене некоторые камни отодвигаются, открывая входы под землю и вылазы.
Ждан подтолкнул меня, я на ощупь нашел что-то похожее на печное устье, втиснулся в него, пополз вниз. За Жданом закрылась тяжелая плита, мы оказались в темноте.
— Ищи нишу, — приказал Ждан.
В нише оказались кремень, кресало, трут и две свечи пчелиного воска. Все это богатство лежало в кожаной сумке.
Добыв огонь, Ждан зажег свечу, и я увидел тесный подземный ход. Про то, что в крепости есть подземный ход, знали все, но немногие знали ходы и выходы, бывали в нем. Ход был самой главной и важной тайной крепости.
Прямо с автобусной остановки я отправился к Зине. Ока была дома, увидев меня, бросилась навстречу, прижалась ко мне так, словно меня не было целый год…
Я рассказал Зине про все, что узнал, и про то, что мне пригрезилось в автобусе.
— А может, твой Ждан — переодетая девочка? Отец с матерью ждали мальчишку, а родилась девочка. Ее назвали мужским именем, одели во все мужское…
— Черная романтика, — рассмеялся я и отверг предположение Зины,
— Нет, это будет девочка. — Зина упрямо стояла нa своем.
Я понял, что ей хочется быть со мной даже в том далеком и страшном времени…
— А дальше что было? — спросила Зина и взяла меня за руки…
Шли долго. Подземный ход был тесным и сырым. Мы задыхались, свеча, казалось, вот-вот погаснет. В ушах стоял звон, во рту пересохло, ноги стали будто чужие…
Наконец ход пошел вверх, и мы увидели неровные каменные ступени. Громыхнула железная дверь, и свеча погасла…
На минуту мы остановились, я ловил ртом воздух, дышал, но не мог надышаться. Вокруг шумел лес, пахло корой, травами, еловой смолой…
Пошли лесом. Деревья стояли тесно, над землей нависали ветки, и мы пригибались, словно все еще двигались по подземному ходу.
Вскоре рассвело, и лес наполнился птичьим свистом.
Мы миновали боровину, вышли на широкую гать к огромным, как холмы, древним соснам. Стволы сосен были толще крепостных башен, вверху зеленели облака хвои…
Я устал, выбился из сил, ноги подкашивались, босовики промокли, стали скользкими и грузными. Хотелось лечь в траву и лежать, пока не пройдет усталость.
Вдруг вверху зашумело, мелькнуло что-то темное, и меня тяжело ударило в плечо, резануло по шее… От неожиданности я встал на колени, закричал не своим голосом. Боль была такая, словно шею резали остро отточенной косой. В ужасе я понял, что на меня напала беспощадная рысь.
Смутно, словно во сне, увидел лицо Ждана, черный кинжал в его руке. Показалось, что Ждан метит мне в голову…
Рысь обмякла, мешком рухнула наземь, застыла в траве.
На пестрой шкуре темнело неровное кровавое пятно.
— Стерва лесовая. — Ждан носком сапога пнул убитого зверя, вытер о густой мех оружие.
У меня занемела шея, по спине ручейками стекала кровь.
Присел, нарвал мягкого мха, приложил к ране.
Рыси часто нападали в бору на людей. Женщины с опаской собирали ягоды, а мужчины, уходя бортничать или на лов, надевали полушубки с высоким крепким воротом.
Ждан все еще стоял над убитой рысью, держа в руке свой кинжал, похожий на кованый крест.
— Страшенный зверь. — Ждан наклонился, потрогал неподвижную хищницу. Оробел я сначала, дух заняло…
А кровь увидел, и храбрость вернулась…
Вышли к ручью, напились воды. Рана горела огнем, я хотел омыть ее, но Ждан не дозволил: разорил шмелиное гнездо, облепил рану тягучим шмелиным медом…
Вышли на огромное моховое болото. Идти стало тяжело: пьянил, дурманил багульник, под ногами проваливался топкий мох…
Посреди болота стоял древний челн, выдолбленный из огромного дерева. Когда-то болото было озером, но заросло, а челн так и остался на месте. В челне выросли деревья, поднялись, будто мачты, листва их шумела, будто тугие паруса…
— Садись, поплывем во Псков, — весело пошутил Ждан.
Перешли болото, нырнули в лес. Рядом захрустели ветки, и прямо перед собой я увидел великана в вывернутой бараньей шубе. Великан сам испугался, встал на четвереньки, на лапах пронесся по выгори.
