- Привет, девочки, - произнес Глаголев несколько нервно. - Что же вы, рыбоньки, пугаете прошложителя с зонтом? И не о нем ли у вас спор?
Не отвечая, они подошли к нему.
"Вот это да. . . - подумал Ванечка. - Вот ведь какие бывают. .."
И показались они ему в первый момент близнецами-сестрами, разительной, божественной красоты. Вглядевшись же, понял он, что нет, не близнецы, и что не в красоте, пожалуй, дело, а просто одинаковый отсвет чего-то редкого, ну да - одухотворенности, нежного какого-то обаяния лежит на несхожих этих лицах. И доводилось ли ему прежде видеть такие лица?
"Какая прелесть, - думал Глаголев, - бывает же. . ."
- Дробь два у вас не я ли? - меж тем спрашивал он чуть кокетливо. Подхожу под ваш строительный ГОСТ, а?
- Десять дробь два, - с нажимом на первом слове уточнила та, что повыше, та, что держала ведро. - В десятке вся причина, щедросердый! - Она, улыбаясь, разглядывала Глаголева.
Вторая разглядывала его сосредоточенно и неулыбчиво.
- Как ваше имя? - спросила она хрипловато.
- Иван,-охотно отрекомендовался Глаголев, - Иван Андреевич, принимая во внимание ваш юный возраст. ("Ишь, как игриво. .." - тут же одернул он себя.)
- Смоляна, - наклонив голову, назвалась неулыбчивая.-Конта,-указала она на спутницу. Рук протянуто не было.-Да, да, странные имена, понимаю, предупреждая глаголевскую фразу, проговорила эта самая Смоляна.-Многое вам теперь покажется странным, Иван. Но не нужно пока вопросов, ладно? - Она впервые улыбнулась. - Постепенно вам все...
- Иван, - перебила спутницу та, что была названа Контой, - у вас есть с собой деньги? Вы можете купить и быстрее принести нам сюда золото, Иван?
Сказано это было с милой непосредственностью. .. Ошеломленный Глаголев молча вытаращился на нежнолицую богиню, задавшую дикий этот вопрос и нетерпеливо ждущую ответа. Ответа ждала и та, как ее-Смоляна, за миг перед тем дергавшая подругу за руку.
Ай да красотки со стройки! Этак к нему и в Монтевидео не подступались тамошние богини во время стоянок...
Очарование девушек стремительно тускнело в глазах Глаголева.
- А что, - ядовито спросил он, - серебро никак не подойдет? Ужели только золотом берете?
Он сказал и сразу же пожалел о сказанном: так серьезно и доверчиво смотрели они ему в глаза. Нет, тут какая-то неувязочка, не из той оперы...
- Серебро не подойдет, Иван. Молчи, Конта! Хорошо же ты знаешь эпоху! К несчастью, годится только золото, Иван. Идите за нами, прошу вас.
Неулыбчивая взяла за плечо спутницу, слегка развернула ее, подтолкнула вперед. Они двинулись: одна с ведром, другая с этой штукой через плечо. Оглядываясь на Ванечку, скрылись в проеме подворотни.
- Сюда, Иван, - позвал кто-то из них. - Не страшитесь.
"Не страшитесь. . . Цирк, рыбоньки, -думал Глаголев, двинувшись, следом.-Меня теперь только и пугать. .."
- Иду, иду, - проговорил он вслух. - Сюда, что ли?
В глубине подворотня почти до самого свода была перекрыта дощатой загородкой. Перед загородкой слева темнела бездверная дыра квартирного входа: три ступеньки вверх.
- Сюда, Иван!
Вот и квартира. Вот и богини. Обе они стояли у дальней стены мертвой комнаты: ободранной, пустой и гулкой, с тусклой лампочкой, голо свисающей с потолка. На захламленных досках в ногах богинь, на разостланной газете валялись остатки чьего-то варварского пиршества. Рыбьи скелеты, шелуха лука, засохшие шкурки сала... И тут же - почти целый, сбоку лишь початый каравай круглого хлеба: то ли зубами рванули, то ли пальцами. Валялись неподалеку бронированные зеленые бутылки из-под какой-то отравы.
"Не пошел, видать, хлебушек у гурманов...
Эвон, окурков в него понатыкали", - Глаголев глянул на каравай.
Стул с продранным сиденьем, ящик-сиденье, а в углу - жуткая лежанка, сооруженная из рваных, засаленных диванных подушек и валиков, покрытых тряпьем. В дружинных рейдах он видывал такие лежбища в покинутых домах.
Девушки не спускали с Глаголева внимательных глаз.
- Что за малина?-спросил Ванечка настороженно.-Я, конечно, не страшусь, раз уж вы просите, но только - чего я тут не видел, а?
- Чего не видели? - хрипловато переспросила Смоляна.-Смотрите.-И направила на стену перед собой раструб своего агрегата - распылителя не распылителя. .. Какого, к черту, распылителя! Часть стены в лоскутьях обоев вдруг задымилась и как бы разжижилась, потекла волнисто, обесцветилась, а потом исчезла бесследно. На ее месте возник прямоугольный провал. Потрясающе! Окно? Нет, не окно, скорее телеэкран, когда он сизо мерцает до появления изображения. Нет, и не экран!
Именно-окно, пробой, пролом, проем во чтото иное, нездешнее, куда жутко заглянуть человеку. В иной мир? Эта мерцающая сизость была противоестественной, - безотчетно ощутил Глаголев. Более всего это томило и страшило пустотой Сизая, бездонная, невообразимая пустота глянула на Глаголева, и на мгновение он почувствовал себя последним оставшимся на Земле человеком.
Он побледнел и отступил назад, споткнувшись о ящик.
- Не страшитесь, Иван, - ободряюще произнесла одна из девушек,-это такая малая хроноглубина, это так близко к вашему времени. Сейчас.. . ну вот.
В пустоте проема возникла человеческая фигура, неясно очерченная в вихревом мельтешений зеленовато-золотистых клякс и зигзагов.
Затем пляска постепенно замедлилась...
В проеме была зима. Стояли сугробы в сиреневых пятнах теней, и видны были какие-то развалины и одинокое дерево сбоку. И падал снег, и снег падал на девочку, что стояла в проеме почти вплотную к ним, к Глаголеву.
Закутанная в огромную шаль, девочка во все глаза смотрела на них, на него. Огромные, в пол-лица глазищи: из-за снега, из-под нависающей шали, из-под лохматого козырька шапки. Девочка протянула к ним руки в рукавичках и уронила руки, и рукавичек не стало видно за срезом проема. Богиня торопливо повела раструбом. Теперь девочка была видна-во весь рост: в долгополом пальто и в валенках. Она все время переступала с ноги на ногу, и понятно было, в самое сердце понятно, что это из-за холода, что там у нее мороз, что холодно ей. И еще было в самое сердце понятно, что...
- Пространственно-временное сближение, - пояснила Глаголеву одна из них (1"онта?).-Там,-она указала рукой на проем,за темпоральным барьером седьмое января тысяча девятьсот сорок второго года в этом городе. Там голод. Этот ребенок голоден.
- Да, да!
- Этот ребенок голодает давно, посмотрите, Иван...
- Это блокадница! Это блокадница! Там блокада!- Глаголев непроизвольно схватил Конту за руку и вскрикнул от неожиданной боли. Он удивленно глянул на свою ладонь.
Она горела, как от ожога, всю руку кололо и подергивало.
- Это хроноскафандр, Иван, - Конта передернулась, как от боли, глянув в лицо Глаголева.-Он невидим. Мы запамятовали о том вас предуведомить! Не нужно больше так делать.
