Он, пошатываясь, двинулся в направлении кормы. Сейчас, вот-вот, каждую секунду, напомнил он себе. Его сердце возбужденно и громко билось, стоило Педеру представить, что лежало на расстоянии вытянутой руки. Быть может…
Он вошел в первый грузовой отсек. Этот отсек был совсем небольшой, предназначенный для перевоза мелких предметов. Содержимое отсека после катастрофы было выброшено со стеллажей и теперь в изобилии устилало его. Сквозь трещину в потолке сочился тусклый свет. Педер включил фару костюма, чтобы усилить освещение. Дыхание перехватило.
Шляпы!
Мерцали краски, элегантные линии гипнотизировали. Шляпы, мириада разных фасонов: собственно шляпы, кепки, береты, бонетки, токи, грильби, титферы, шапероны, шаплеты, корнеты и куафы.
Шляпы с мягким верхом, с жестким верхом, с низким верхом и высоким, шляпы с перьями, с крылышками, с плюмажами, с вуалями, хомбурги и тюрбаны, горжетки, каулы, капюшоны, шлемы, галеазы и згеи.
И это были всего лишь шляпы!
Педер поднял один титфер, поднес его на уровень глаз. Да, он сразу узнал руку. Ткань, не похожая ни на какую другую, линия фасона, дизайн —творческое воображение! — все это создавало впечатление, не позволяющее ошибиться. Такое возможно было создать лишь в одном месте в галактике. Такая шляпа не может не оказать какого-то влияния на человека, заставить его иначе выглядеть, иначе думать, иначе поступать.
— Посылайте лихтер, — передал он на «Косту». Я готов начать погрузку.
Маст оказался прав — корабль был по потолок трюма набит грузом, чью ценность исчислить было невозможно: одеждой с Кайана.
Когда-то их называли портными. Отец Педера был портным. И на родной планете Педера — Харлосе — как и на многих других мирах Скопления Зиод —их продолжали называть портными. Но только потому, что в Зиоде одежда, как считал Педер, не вызывала должного уважения. Он, как и другие, подобные ему, называли себя сарториалами, и это было не ремесло, а профессия.
Лишь дважды до этого он удостаивался чести работать с кайанской одеждой — с вещами, сделанными на этой странной планете.
Это было всего лишь дымчатое полотно и простой, украшенный цветами, галстук. И тем не менее, он все равно был очарован, он осознал, что все легенды, касающиеся Кайана, были правдой.
Планеты цивилизации Кайана занимали секцию спирального рукава галактики, которая называлась Рукав Цист. Это был хорошо выделяющийся рукав, изогнутый, с относительно пустым пространством по обе стороны от рукава. Скопление Зиод, напоминавшее облако искр, находилось где-то ближе к фокусу этого изгиба. Но контакты между этими двумя политическими системами в течение последних столетий были очень слабыми и сводились в основном к скрытой враждебности. В Скоплении не понимали образа мыслей кайанцев. А Кайан был преимущественно неуступчив и равнодушен к тускло одевающимся обитателям Скопления.
На планетах Кайана одежда была не просто украшением, а философией, способом жизни — единственным способом жизни. Даже Педер Форбарт понимал, что не способен в полной степени уловить эту философию, как бы ни старался. В Скоплении покрытие тела одеждой не играло важной роли и было даже разрешено ходить обнаженными. Но даже здесь, несмотря на официальное неодобрение, процветала любовь к красивой одежде — к одному из наиболее древних искусств человека. И вещи из Кайана ценились по достоинству, как они того заслуживали. Фактически, импортировать, продавать, владеть (даже!) вещами с Кайана было противозаконно, и очень немногие кайанские вещи пересекали черную пропасть световых лет, но те, что достигали Скопления, стоили фантастические суммы.
Пересекая кайанский рукав от одной крайней точки до другой, грузовые космолеты кайанцев делали это по хорде, где в середине пути оказывались довольно близко от Зиода, и где-то в этом районе, где вокруг одинокой звезды вращались Кир и ее сестры, один из грузовых кораблей потерпел неожиданную аварию и предпочел рискнуть на вынужденную посадку.
И об этом прослышал Маст.
Юридически груз продолжал принадлежать кайанской торговой компании, которая была владельцем корабля, но никто из них не испытывал особого беспокойства по этому поводу. Педер поспешил дальше, сквозь отдел шляп, в соседние секции. Там он едва не лишился чувств при виде сладостных сокровищ, ждавших его. В более обширной секции помещались пальто, брюки, бриджи, рубашки, туфли, многие другие предметы одежды, которым Педер вообще не мог подобрать термина в своем словаре. Потом Маст предупредил его, что лихтер уже в пути, и Педер поспешил наружу, чтобы направить лихтер к месту, куда удобнее всего было доставить товары с борта разбитого кайанского звездолета.
Охваченный энтузиазмом, Педер опять начал восхищаться Мастом. Да, он все превосходно организовал и рассчитал. Идея послать вниз Педера была последним прикосновением кисти мастера к завершенной картине. Нечего было и думать переправить на «Косту» весь груз одежды. И только знания и опыт Педера — он льстил себя мыслью, что, хотя и малоизвестный, он является одним из лучших сарториалов на Харлосе, — могли помочь отобрать наилучшие образцы на этом пиршестве великолепия.
Посадив лихтер, Педер начал отбирать одежду со стеллажей, поспешно совершая челночные рейсы с охапками одежды от грузовых отсеков до пузатого кораблика-лихтера и обратно. Одежду он аккуратно складировал в небольшом грузовом отсеке. Мозг его был принужден работать так же быстро, как и руки, отсеивая все достигающее уровня просто великолепного и оставляя только супер-превосходное. Одеяния, которые раньше вызвали бы у него благоговейный вздох восхищения, теперь беззаботно отшвыривались в сторону, временами его охватывало чувство совершения святотатства.
Он отправил наверх три полных загрузки лихтера, потом вошел в отсек, где сразу же пожалел, что начал погрузку, не осмотрев всех отсеков трюма. Сначала он сомневался, но осмотрев и изучив ткань, которая, казалось, заставляла кровь бежать быстрее по жилам и пропускала по нервам электрический ток, он решил, что другого объяснения быть не может. Это была легендарная ткань, которая в Скоплении была известна только по сказочным слухам. Никто не знал, существует ли она на самом деле. И даже те, кто слышал об этой ткани, не все знали ее название. Педер слышал, что ее называют «проссим» — проссимовая ткань.
Если это был проссим, — а Педер был уверен, что это так, — тогда нужно взять каждую нитку этой ткани, какая только есть на этом корабле. Даже на Кайане проссим был редок — ткань королей, мистических, бесконечно искусных мастеров одежды. Аура кайанского мистицизма окружала эту ткань, хотя Педер не совсем понимал, отчего. Он знал лишь, что одежда, сделанная из проссима, невзирая на личность создателя, стоила в десять раз по всем статьям дороже любой другой одежды из любой другой ткани. Он ничего не сообщил Масту, а занялся опустошением отсека. Содержимое его едва наполняло грузовую камеру лихтера для одного рейса. Когда он собирал последнюю охапку, он вдруг заметил маленькую дверцу в углу. Дверца была без таблички или какого-нибудь другого знака. Подумав, что это может быть кладовая с парой лишних одежд, он отворил дверцу и замер, оглушенный. Камера поначалу показалась непропорциональной по размерам для своего содержимого — там висел один единственный костюм.
