Она тихо ахнула, потом рассмеялась над собой.
— А, Дуглас, это ты и… — Ее лицо подобрело. — Вы друг Дуга, мистер Диккенс, верно?
Чарли смотрел на нее с тихим, почти пугающим обожанием.
— Мистер Диккенс… — Я тронул его за локоть. — Разрешите представить вам.
— «И Смерть меня не остановит…» — прочел Чарли по памяти, закрыв глаза.
Библиотекарша замерла, и лоб ее побелел, словно в лампе прибавили свет.
— Мисс Эмили, — сказал он.
— Ее зовут… — начал я.
— Мисс Эмили, очень приятно. — Он протянул ей руку.
Она коснулась кончиков его пальцев.
— Очень приятно, — отозвалась она. — Но как…
— Мисс Эмили, — сказал он, — вы — поэт. Я слышал, как вы там скрипели пером.
— Что вы, пустяки.
— Выше голову, больше смелости, — ласково молвил он. — Это вовсе не пустяки. Я видел, как вы говорили про себя, когда шли, несколько строк. Я умею читать по губам, мэм.
— О… — Она глотнула. — Тогда вы знаете…
— «И Смерть меня не остановит» — чудесное стихотворение.
— Мои собственные стихи такие скверные, — волнуясь, произнесла она. — Вот я и переписываю ее сочинения, чтобы научиться.
— Переписываете кого? — сорвалось у меня.
— Превосходный способ учиться.
— Правда, в самом деле? — Она пристально поглядела на Чарли, проверяя, не шутит ли он. — Ваши слова для меня очень много значат, мистер Диккенс. — Она зарделась. — Я прочла все ваши книги.
— Все? — Он попятился.
— Все те, — поспешно продолжала она, — которые вы до сих пор издали, сэр.
— Он только что закончил еще одну, — вставил я. — «Повесть о двух городах».
— А вы, мэм? — любезно спросил Чарли.
Она раскрыла свои ладошки, словно выпуская птицу.
— Я? Что вы, я не послала ни одного стихотворения даже в городскую газету.
— Вы должны это сделать! — воскликнул он с искренним чувством и убеждением. — Завтра же. Нет, сегодня!
— Но, — ее голос потускнел, — мне некому сперва прочесть их.
— Полно, — спокойно возразил Чарли, — вот Малыш, вот перед вами, — прошу, возьмите мою карточку, — Ч. Диккенс, эсквайр. Который, с вашего позволения, при случае охотно заглянет сюда, чтобы проверить, все ли благополучно в этом аркадском хранилище книг. — Он положил свою карточку на ее библиотечную конторку, прямо перед глазами у нее. — Но мы отнимаем у вас драгоценное время. Муза ждет. Дражайшая леди, до свиданья.
Мистер Диккенс решительно вывел меня на солнце и чуть не споткнулся на ступеньках о свой чемодан.
Посреди газона мистер Диккенс замер на месте и сказал:
— Небо синее, Дуг.
— Да, сэр.
— Трава зеленая. А ветер — ты вдохни, какой благоухающий ветер. — Он повернулся, взял меня за оба плеча и поглядел мне в лицо. — Мир полон нуждающихся, Малыш, и ты их чуешь. Мир кишит покинутыми, и ты их находишь. Мир — живая мозаика, и сегодня ты, во всяком случае, сложил вместе две плитки.
Я кивнул, улыбаясь, глядя вниз.
— Верно. Мне давно хотелось привести вас в библиотеку, но… в общем…
— В общем, — сказал он, — пошли домой.
— Ух ты! — Я схватил чемодан.
Он ласково отстранил меня.
— Нет, мне нужно, чтобы у тебя были свободные руки. Карандаш есть?
— И бумага! — Я вывернул карманы, чтобы поскорее найти скомканный лист бумаги и карандаш с мышиный зуб.
— Пиши название, Малыш.
Мы шли под зелеными летними деревьями. Мистер Диккенс поднял вверх свою трость и стал выводить загадку на небесах.
— Лав… — угадал я, прищурившись.
Он написал в воздухе второй слог.
— …ка, — перевел я. Еще один слог.
— Древ… — прочитал я. Последнее движение тростью.
— …ностей!
— Годится такое название. Малыш?
— Великолепно, мистер Диккенс… Чарли!
— Начинаю диктовать роман, Малыш! Глава первая.
Я лизнул карандаш и взмахнул им. Написал: «Глава первая».
— Однажды, — сказал Чарли, идя вслепую, с закрытыми глазами.
«Однажды», вывел я.
…Ну вот почти и вся история. Мне кажется, вы сами догадаетесь, что было дальше.
Всего через месяц мы пробежали через весь город. Кто? Ну как же: Пес, Чарли Диккенс, заведующая библиотекой — да-да, заведующая библиотекой — и я, с полными горстями риса и конфетти. Рис и конфетти разлетелись по воздуху, и поезд медленно ушел вдаль, и они стояли на площадке последнего вагона и махали, пока не скрылись, и я кричал «до свиданья!» и ревел, и ревнивый Пес жевал мои лодыжки от счастья, что я снова один, и мистер Винески ждал в парикмахерской, чтобы вручить мне метлу и снова видеть меня своим сыном.
В первый день осени я получил мое первое письмо.
Весь день я не вскрывал письма, а вечером вышел на переднее крыльцо, сел рядом с дедушкой, разорвал, наконец, конверт и принялся читать вслух:
— «Дорогой Малыш, — было написано ее рукой, — сегодня вечером мы в Авроре, завтра будем в Фелисити, послезавтра вечером — в Элгине. У Чарли вся неделя занята лекциями и впереди светлые надежды. Мы с Чарли усердно работаем и очень счастливы, чрезвычайно счастливы, сам понимаешь. Он называет меня Эмили. Малыш, ты вряд ли знаешь, чье это имя, но так звали одну поэтессу, и я надеюсь, что ты когда-нибудь возьмешь в библиотеке ее книги. Ну вот, Чарли смотрит на меня и говорит: „Это моя Эмили“, — и я почти что верю ему. Нет, не почти, я верю.
Мы сумасшедшие. Малыш. Люди так говорят, мы сами это знаем, и все равно идем дальше. Быть сумасшедшими вместе даже очень хорошо. Остаться в одиночестве — этого я бы больше не выдержала. Чарли шлет тебе привет и хочет, чтобы ты знал, что он начал писать новую замечательную книгу, пожалуй, лучшую из всего, что он пока сочинил; она будет называться „Холодный дом“. Еще он просит передать тебе, что он твой покорный слуга, как и я, твой бывший библиотечный друг.
Р. S. Чарли говорит, что твой дедушка — вылитый Платон, только не говори ему.
Р. Р. S. Чарли — мой любимый».
Письмо было подписано «Э.Д.»
Я сложил его и передал дедушке, чтобы он мог прочитать еще раз.
— Так-так, — пробормотал дедушка, держа в руке письмо и глядя в осенний сумрак. — Так-так…
Я долго сидел, рассматривая багряное сентябрьское небо и холодные звезды.
— Знаешь, — заговорил я наконец, — по-моему, они вовсе не сумасшедшие.
— По-моему, тоже, — сказал дедушка, раскуривая трубку и задувая спичку. По-моему, тоже.
