Онсвэй будет внимательно прислушиваться к его бормотанию, разыгрывая из себя вассала. Но как только у Урре кончатся деньги и его родственные связи перестанут доставлять им пропитание и крышу над головой, Онсвэй тут же сбежит.
Пожалуй, пришла пора им расстаться, подумал Тристан. Толку от них никакого, да и попутчики они не из приятных.
Но трактир покидать еще рановато. Ведь постоялый двор этот расположен на большой дороге, и даже дня, проведенного тут в безделье, хватит, чтобы разжиться полезными сведениями. Кроме того, он уже присмотрел себе двоих товарищей на будущее.
Кошелек у него не такой пухлый, чтобы можно было повертеть золотой монетой перед носом лучника или копейщика и предложить им службу. Потому нужно искать людей наподобие его самого - перекати-поле, готовых поймать удачу за хвост, способных ощенить преимущества службы у человека, который жаждет возвыситься.
Чтобы покорить оставшихся без хозяина крестьян, вовсе не обязательно иметь под началом армию. Долине без правителя достаточно с полдюжины опытных, хорошо вооруженных бойцов - и дело в шляпе.
Его обуяло радостное волнение, как случалось всякий раз, когда он доходил до этого места в своих мысленных рассуждениях. Но он давно научился не выказывать открыто чувств, чем резко отличался от большинства товарищей-наемников, хотя всячески старался затушевать разницу. Он вовсе не был святым, он грабил, распутничал, убивал - но знал меру.
- Пойду спать, - он поднялся и взял лук. - Дорога была долгая...
Урре его скорее всего не услышал; внимание юноши целиком поглотил приближающийся поднос с кружками. Онсвэй с отсутствующим видом кивнул он, как обычно, во все глаза следил за Урре. Однако хозяйка отреагировала немедля:
- Спать, достойный господин? С вас три монеты. Камин в комнате разжечь?
- Да.
Хозяйка кликнула служку. Тот подковылял к Тристану, вытирая грязные руки о черные от копоти лохмотья фартука, обвязанного вокруг талии.
Если помещения в нижнем этаже трактира были довольно просторными, то наверху картина была совершенно иной. Комната, в которую служка привел Тристана, походила скорее на конуру; единственное окошко закрывал ставень, удерживаемый тяжелым засовом. На полу валялись сухие стебли тростинка. Прямо на них стояла грубо сколоченная кровать с грудой наваленных постельных принадлежностей. Обещанный камин начисто отсутствовал. Комнатку кое-как обогревала жаровня на ножках, в которой тлело несколько угольков. Стулом возле кривобокого сундука явно пользовались в качестве стола. Служка поставил на него свечу и хотел было уйти, но разглядевший окно Тристан окликнул его.
- Эй, приятель, в какой осаде вы тут отсиживались? Посмотри, как заржавел засов!
Мальчишка прижался к дверному косяку. У него отвисла челюсть. Выглядит как полоумный, усмехнулся про себя Тристан. Но во взгляде служки, устремленном на окно, было не только слабоумие - в нем отчетливо читался страх.
- Ж-ж-ж-а... жабы, - еле выговорил он. Подняв ладони на уровень груди, он так стиснул пальцы, что костяшки побелели
Тристану доводилось слышать разные прозвища врагов, но вот жабами их еще никто не называл; и потом, насколько ему известно, до Гриммердейла они не добирались.
- Жабы? - переспросил он.
Мальчишка повернул голову так, чтобы не глядеть ни в окно, ни на Тристана. Он явно замышлял бегство. Мужчина легкими, бесшумными шагами пересек узенькую комнатку и взял служку за плечо.
- Что за жабы такие? - тряхнул он парня.
- Жабы... те самые... - мальчишка, видно, думал, что Тристан понимает, о чем речь. - Они... они сидят посреди Стоячих Камней... те, что приносят зло людям...
Помолчав, служка вдруг выплюнул:
- Все знают про Жаб из Гриммердейла!
И внезапным движением, доказывавшим, что убегать ему не впервой, он вырвался и исчез за дверью. Мужчина не стал его преследовать.
Блики единственной свечи играли на его нахмуренном лице. Жабы, Гриммердейл - что-то смутно знакомое. Надо порыться в памяти. Что ему известно о жабах и о Гриммердейле?
Через долину эту ведет один из торговых путей. Раньше им пользовались лишь пастухи, перегоняющие скот, но когда на южной, главной дороге в порт появились вражеские патрули, про этот тракт вспомнили и купцы. Три тропы с нагорий встречались у южной горловины Гриммердейла и сливались в одну дорогу.
Постой-ка... Однажды ведь ему довелось услышать о четвертой тропе, которая вела напрямик через горы и которой почему-то остерегались. Тропа была очень древняя, проложенная еще в незапамятные времена. Ну да...
Тристан кивнул словно в подтверждение собственных мыслей.
Жабы Гриммердейла! Одно из многих преданий о тех, кто прежде населял Долины, о существах, которые в большинстве своем вымерли задолго до того, как у берегов страны бросили якорь первые корабли с поселенцами.
Однако в некоторых местах Долин еще сохранилось былое колдовство, а отдельные безумцы среди людей - ибо только безумный может осмелиться на такое - рисковали призывать к себе этих демонов из прошлого. Даже лорды Верхнего Халлака вынуждены были сделать однажды подобный шаг: ведь если бы они не заключили торжественный договор со Всадниками-Оборотнями, вряд ли людям удалось бы одолеть вторгшихся из-за моря врагов.
Некоторые из тех демонов благоволили к людям, другие - держались от них в стороне, а вот третьи - замышляли зло. Не то, чтобы они преследовали людей, нападали на них и не давали житья, нет. Просто тот, кто отваживался зайти в их собственные места, рисковал очень и очень многим.
К числу таких мест относились и Стоячие Камни Жаб Гриммердейла. По слухам, Жабы охотно соглашаются выполнять людские просьбы, но зачастую совсем не так, как того хочется просителю.
Многие годы люди избегали появляться у Стоячих Камней.
Да, но зачем все-таки засов на окне? Может, ныне Жабы (да и жабы ли они на самом деле?) не сидят на месте, как уверяет предание, а шныряют по всей долине? И потому люди запираются на все замки? Но какая жаба допрыгнет до окна на втором этаже?
Побуждаемый непонятным ему самому любопытством, Тристан обнажил нож и потыкал им крепления. Слой ржавчины был очень толстым: окно явно не открывалось на протяжении многих лет. Тристан начал злиться. Наконец его упорство было вознаграждено: засов поддался.
Справившись с засовом, он вынужден был еще какоето время провозиться со ставнем, который словно прирос к окну. В конце концов, просунув в щель меч, Тристан отодрал деревянный шит. Холод ночи проник в комнату. Только сейчас Тристан понял, каким спертым был воздух в помещениях трактира.
Он выглянул наружу: снег, темная кучка деревьев, уходящие вверх склоны холмов. Между постоялым двором и подножием холмов не было больше ни единого здания. Густая, припорошенная светом растительность говорила о том, что землю здесь никто не обрабатывает. Деревья были невысокими скорее кусты, чем деревья; и Тристану они не понравились.
