Игла снова понеслась по экрану. Снова пронзила атмосферу и почти слилась с трепещущей мглой горизонта, взмыла вверх, непрерывно наращивая скорость. Описала крутую петлю и прямо ринулась вниз. Одэя с тревогой взглянула на профессора. Его большой рот был плотно сжат, глаза напряженно прищурены.
Серебряная игла врезалась в тусклую колеблющуюся пелену атмосферы, вспыхнула, как метеор.
Одэя почувствовала, что пальцы ее рук стали влажными.
– Горит! – испуганно вскрикнула она.
– Андэвейн, вы превысили допустимую скорость! – закричал профессор. – Ионолет горит.
– Вижу, – донесся спокойный голос пилота. – Машина потеряла управление.
Одэя схватилась руками за горло.
– Иду в плотные слои атмосферы, – послышался гаснущий в треске, но по-прежнему спокойный голос пилота. – Броня выдержит.
Горящая точка у поверхности непроницаемой сферической массы Земли изменила направление полета, отклонилась вправо, пошла по касательной.
– Пятидесятикратная перегрузка, – тихо сказала Одэя.
– Через три минуты ионолет совершит посадку, – закончил профессор.
Аэла снова подошла к окну. Ионолет, как призрак, промчался над ней и исчез. Снова появился на горизонте, слился с блестящим покрытием поля, побежал прямо на Аэлу и замер.
С ужасом и восхищением смотрела Одэя на сизую в полосах окалин броню.
Открылся люк, и на землю спрыгнул пилот.
Андэвейн вошел и снял с головы шлем. Он был высок, строен и широк в плечах. Белокурые волосы крупными кольцами спадали на чистый высокий лоб. Черты лица были идеально правильны и поражали отточенным совершенством.
– Познакомьтесь, капитан Андэвейн, – сказал профессор.
Одэя встала, подошла к Андэвейну, протянула руку. И вдруг отдернула ее и отпрянула. Перед ней стоял не человек.
Беззвучно смеялся профессор, щуря черные глаза.
Андэвейн был робот. Универсальный автомат с электронным мозгом, внешне ничем не отличавшийся от человека. Только глаза его никогда не меняли выражения и не мигали, и лицо было неподвижно.
– Что вы можете сказать о новой машине? – спросил у робота профессор.
– Удовлетворительной оценки заслуживает только двигатель, – ровным, лишенным всякого выражения голосом ответил Андэвейн.
– Как прошло испытание?
– Станция наведения несколько раз давала неправильную ориентировку в пространстве.
– Как вы к этому относитесь?
– Нужно проверить механизмы станции.
– Идите. Лаборатория 12–7–4.
Робот вышел.
– Да, я еще не добился внешнего сходства, – с досадой сказал профессор.
– Зачем вам это нужно? – тихо спросила Одэя. – Его сходство с человеком ужасно.
– Внешне робот должен быть подобен человеку, – спокойно ответил профессор. – Иначе это будет неудобно. Управление звездного корабля рассчитано в конечном счете на человека. Кроме того это необходимо, чтобы предусмотреть все для звездоплавателей” Вначале роботы будут гонять “Геос” у светового порога, и лишь потом на нем полетит человек.
Одэя и Аэла вышли на поле порта испытателей.
– Никогда не будь астронавтом, Аэла, – сказала вдруг Одэя. – Ведь ты не хочешь быть астронавтом? Там, – показала она в небо, – я всегда думала только о Земле. Когда под твоими железными подошвами из месяца в месяц, из года в год лязгает магнитный пол, хочешь только травы, мерещится запах мяты и полыни. А степной ветер… Скажи, кем ты хочешь быть, моя девочка?
Аэла не ответила.
Одэя посмотрела в глаза дочери. Косой полет ее бровей был дик и бесстрашен. Одэя поняла, что означает молчание Аэлы, – поняла, что ее дочь будет астронавтом.
IV
В ста миллионах километров от Земли в глубоком межзвездном мраке вспыхивали ослепительные полосы мощных электрических разрядов. Это восстанавливалась на выступе астероида поврежденная метеоритом спиральная башня. Прожекторы планетолета были направлены внутрь астероида. Там копошились в тяжелых скафандрах люди.
Заканчивалась десятилетняя работа по подготовке корабля к плаванию. Наклонный пульт его был усеян удручающим количеством приборов. Только годы напряженной работы крупнейших земных ученых могли связать в единый организм механизмы, бесчисленные кривые на шкалах, язык мерцающих циферблатов. Ученые уже несколько лет не покидали корабля.
Едва один планетолет уходил от астероида, как прибывал другой. Ни на час не прекращалась работа.
Во время установки спиральной башни по плечу капитана чиркнула голубая молния. Горин покачнулся на узкой арке над звездной пропастью И в то же мгновение рука Гайденбурга тяжелым ударом опустилась на его пробитый метеоритом скафандр.
Когда Одэя, биолог и врач экспедиции, обследовала рану на плече капитана и пробоину в скафандре, она с удивлением посмотрела на застывшего в напряженной позе Гайденбурга. Он стоял, точно глыба базальта, сдвинув рыжие лохматые брови под широким лбом. Глаза его были полны страха.
– Метеорит едва задел мышцу, – сказала Одэя.
Глаза Гайденбурга наполнились неудержимым ликованием.
– Но, – продолжала Одэя, – вы едва не убили капитана. Посмотрите, какую вмятину вы оставили в броне скафандра, когда закрыли пробоину. У вас первобытная сила.
После происшедшего команда собралась в каюте звездолета.
Горин с повязкой на плече сидел в кресле и, с усмешкой поглядывая на волосатые тяжелые руки Гайденбурга, говорил:
– Мы сейчас так же далеки от разгадки тайны сигналов из космоса, как и десять лет назад, когда их приняли.
– Приближение какой-то катастрофы заставило их послать в космос эти сигналы, – сказал Чарли Колин. Математик сидел у пульта электронного мозга, вытянув длинные ноги и явно наслаждаясь минутным отдыхом и беседой.
– Что, например, могло бы угрожать нашей планете? Пожалуй, ничего… – заметила Одэя. – Мы безгранично сильны.
Горин промолчал. Ответил за него Чарли Колин:
– Чрезмерное накопление одного качества может привести к катастрофе или в лучшем случае тупику. Успехи разума столь грандиозны, столь стремительно нарастают темпы прогресса, что становится тревожно за грядущее. Как иначе объяснить странные слова, дошедшие до нас: “Антивещества на уничтожение разума”?
– Значит, вы так объясняете их катастрофу? – спросил Горин.
– Да, примерно. Нападение извне я исключаю. А вы?
– Я ничего не объясняю и ничего не исключаю, – ответил капитан.
– Ваши опасения, Чарли, смешны, – сказала математику Одэя. – Мозг уже сейчас часть своих функций передает машинам. Биология на подступах к решению проблемы создания биомозга.
– А вы, биологи, в состоянии сказать, что будет, если человек свое главное оружие – мысль передаст биомозгу? – с улыбкой глядя в темные глаза Одэи заметил математик.
