Телевизионщики сразу высыпали из машины и начали снимать, а Тимур Гарин отправился искать людей, способных дать хоть какую-то информацию.
Первым делом он наткнулся на танк, только что прикативший из-за горизонта.
Командир машины – целый подполковник – вяло бормотал, вытирая пот с лица:
– Нету там Кубинки. Ничего нету.
Оказалось, его посылали в Кубинку, в военный городок, налаживать связь с войсками, которые там сосредоточены. Но подполковник не нашел ни войск, ни самой Кубинки. Одна белая пустыня.
То есть не совсем. Он нашел реку, которая мирно текла с запада на восток, и по карте выходило, что это Москва-река, которая, однако, почему-то уклонилась к югу.
Все это подполковник доложил группе офицеров, которые его встречали, но Тимур Гарин затесался в эту компанию, и его не прогнали – может, подумали, что он из какой-нибудь спецслужбы.
– А может, это ты уклонился к северу? – спросил у подполковника генерал-майор в полевом камуфляже.
– Может, и так, – не стал спорить подполковник. – Только там все равно должны быть населенные пункты, а мы за всю дорогу не встретили ни одного.
– Ладно, черт с ним, – махнул рукой генерал. – Скоро должны прислать самолеты.
С самолетами дело обстояло так. С аэропортами связи не было, с военными аэродромами – тоже, и только один аэродром ПВО возле самой Москвы отзывался, как ни в чем не бывало. И сейчас самолеты с этого аэродрома уже начали облет Москвы и белого поля. Были в воздухе еще какие-то вертолеты, спортивные и учебные самолеты и даже мотодельтапланы. Дельтапланеристы занимались самодеятельностью, но военным было не до них.
Вскоре над Минским шоссе прогрохотал вертолет и ушел на запад. А через полчаса все, от военных до журналистов, уже знали, что пустыня простирается на неопределенное расстояние. И не только здесь, но и везде вокруг Москвы.
Истребители-перехватчики, способные улететь за тысячи километров от своего аэродрома, не смогли добраться до конца этой пустыни. Их пилоты видели реки и горы – но не обнаружили ни лесов, ни сельхозугодий, ни городов. Они вообще не заметили никаких следов деятельности человека.
Тимур Гарин склонялся к мысли, что пора возвращаться в Москву, поскольку основная информация стекается туда. Но знакомые телевизионщики укатили раньше, а другие журналистские машины отъезжали переполненными, и Тимуру пришлось обращаться за помощью к военным.
– Подожди, – сказал ему какой-то майор. Скоро пойдет машина в Москву, они тебя подбросят.
Ждать было жарко и скучно, потому что никакой новой информации больше не поступало, а старую никто не мог объяснить. И Тимур от нечего делать сунулся помогать дальнобойщику, чья фура застряла в яме.
– Саня, – представился водила и, матерясь через слово, стал рассказывать о трагедии. Не о той, которая случилась с Москвой и окрестностями, а с той, которая произошла с его машиной. Потому что вытянуть из ямы такой автопоезд – это будет посложнее, чем из болота тащить бегемота.
Сначала Саня пытался вывести машину своим ходом. Но это было безнадежное дело, и он обратился за помощью к военным. Военные отмахнулись, потому что у них и без того было множество дел. Но Саня оказался настойчив, а дел у военных со временем поубавилось, и в конце концов решили тянуть фуру танком.
Тут помощь Тимура была ни к чему, но Саня все равно пообещал отвезти его в город. Сам он собирался искать обходной путь на запад, так как рвался в Польшу.
А если не получится, то намеревался ехать к себе домой во Владимир. Руководство его автопредприятия не любит, когда шоферы не выполняют задание – но здесь налицо форсмажорные обстоятельства, и Саня надеялся, что оргвыводов не последует. А если и последуют, то дальнобойщику не так уж трудно найти новую работу.
Тимур первый сказал ему, что летчики не нашли никакого Владимира, да и Польши, кажется, тоже. Но Саня, похоже, ему не поверил. В ответ он просто промолчал.
А пока его машину вытягивали из ямы танком, Тимур заметил новую странность. На ровной поверхности из белого пуха стали проклевываться зеленые ростки.
Это явление очень заинтересовало Тимура, но тут Саня позвал его из кабины.
Терять такую оказию было нельзя, и Тимур ограничился тем, что захватил с собой горсть пуха с маленьким побегом – чтобы показать специалистам.
Когда фура выезжала на шоссе, газуя на первой скорости, над нею пролетел военный самолет. На секунду шум его двигателей заглушил рев автомобильного дизеля, потом раздался громкий хлопок – это истребитель перешел на сверхзвук – и все стихло.
Только мотор не очень громко рокотал где-то внизу – настолько негромко, что можно было услышать как в лесополосе кукует кукушка.
Когда данные авиаразведки свели воедино, получилась несуразная картина.
Выглядело это так, словно кто-то воткнул гигантский циркуль в отметку нулевого километра автодорог на входе в Кремль, очертил круг радиусом чуть больше 27 километров и, аккуратно вырезав этот круг по линеечке, перенес его неизвестно куда.
Был еще один вариант: за пределами круга жизнь и все следы цивилизации оказались уничтожены неизвестной силой, а Москва почему-то уцелела – так, словно была накрыта защитным колпаком. Но кое-что в этой версии не сходилось. Например, очертания русла Москвы-реки. Река продолжалась за пределы кольца в обе стороны, но уже через несколько километров она отклонялась от того русла, которое было изображено на карте. И впадала она далеко в белом поле не в Оку, а в какое-то озеро. А дальше за озером начинались горы, которым здесь вообще не положено быть.
Но этого мало. Астрономы – профессионалы и любители, коих в Москве немало – сразу заметили, что солнце к середине дня поднялось непривычно высоко. И занялись измерениями, которые принесли совершенно неожиданный результат. Они неопровержимо свидетельствовали, что Москва находится в тропических широтах, а не на 56-й параллели, где она простояла всю жизнь со дня своего основания.
Астрономы с нетерпением ждали ночи и дождались ее неожиданно быстро. Стемнело не глубокой ночью, как это обычно бывает в Москве 23 июня, а вечером, и погода стояла ясная – не в пример прошлой ночи с ее туманом и бурей.
Взглянув в небо из собственных окон, с балконов, крыш и специально оборудованных мест, астрономы не увидели ни одной знакомой звезды. И это не имело никакого отношения к смещению Москвы из умеренной зоны в тропики. Тропических созвездий на небе тоже не было, равно как и звезд Южного полушария. А вместо них на необычно – совсем не по-московски – черном небосводе сияли совершенно новые звездные узоры.
Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что Москва необъяснимым образом очутилась на другой планете, причем очень далеко от земли и солнца – иначе звездное небо хотя бы частично совпадало бы с земным.
