— Нет, шеф. — Адамс мотнул головой. — Не буду я об этом писать. Да и кому это интересно? Я хочу роман о любви сочинить. Светлый такой, красивый. Как море.
— Молодец! — еще больше воспрял Андерс. — Море — это здорово! Я вот тоже собираюсь большую такую картину нарисовать. Представляешь — волны бушуют, солнце светит, а в центре — человек, который ничего не боится и все может, как мы. Сегодня же сяду за работу, — он мечтательно посмотрел в никуда. — Ну что, Адамс, еще по одной?
— По одной и по домам! — согласился Адамс.
По одной не получилось, а после пятнадцатой шеф куда-то пропал, зато вместо него появилась какая-то плотная брюнетка с подведенными глазами и накрашенным ртом, которая наклонялась к Адамсу, убедительно говоря: «Нет, ни за что! Но ты чувствуешь, какая у меня упругая грудь?..»
Утром он обнаружил у себя в квартире двух весьма известных писателей, с которыми свела его судьба накануне. Оба не вязали лыка. Оба хотели в баню. И все повторилось.
Было, правда, мгновение, когда Адамс вспомнил, что собирался сесть за роман, но кто-то из писателей сунул ему в рот бифштекс, возопив: «Закусывай! Закусывай, а не то свалишься!» И возникшая мысль исчезла так же быстро, как и появилась. И вновь материализовалась рядом какая-то баба.
По этой причине не сел он за роман и на следующий день, и через неделю, и через месяц…
В одиннадцать часов утра противно задребезжал телефон. Это было так удивительно, что Адамс моментально открыл глаза и скинул с себя одеяло. Последний раз ему звонили… впрочем, когда это собственно было, он вспомнить не мог.
«Приснилось», — решил он.
Телефон снова задребезжал. Подождав еще примерно с минуту, Адамс встал, влез в тапочки, чего уже давно не делал, предпочитая ходить босиком, и направился к телефону.
Осторожно сняв трубку, с некоторым испугом он поднес ее к уху и вздрогнул.
— Адамс, пьянь гнусная! — орал знакомый, но забытый голос. — Ты что, уже к телефону подойти не в состоянии?! Все мозги пропил?! Полчаса звоню ему, как последний идиот, а эта скотина спит!
Адамс попытался вспомнить хозяина голоса, одарившего его столь неласковыми эпитетами, но не смог.
— Ты даже не узнаешь меня, ублюдок! — продолжал свирепствовать звонящий. — Это я, Смит! Вспомнил, дерьмо ушастое?!
— Привет, Смит, — удрученно произнес Адамс, почесывая небритую скулу. — Извини, не узнал сразу.
— Еще бы ты узнал! — стихая, гудел Смит. — Пьешь годами, с утра до вечера. Да ладно, это твое дело. Я, собственно, вот по какому поводу…
Он замолчал. В трубке раздалось легкое покашливание.
— Включи экран, если не забыл, как это делается.
Адамс нажал кнопку, и на экране появилась седая голова малознакомого мужчины. Адамс невольно отпрянул. В его памяти сохранился стройный моложавый Смит, сорока пяти лет, с иссиня-черными волосами и гневными карими глазами. Таким он был и на комиссии БГП, когда принимали супермозг. Сейчас на Адамса смотрел совсем другой человек. Прежним остался только гневный взгляд карих глаз.
— Что, изменился? — печально спросил Смит. Адамс честно кивнул головой.
— Ты тоже не помолодел, — впервые за все время Смит улыбнулся. — Рожа, конечно, потасканная, но все равно приятно увидеть после стольких лет.
— Скольких? — невразумительно спросил Адамс. Смит покачал головой.
— Да… оторвался ты от действительности… — он пригладил седые волосы. — Мне уже шестьдесят…
Адамс обалдело смотрел на экран. Перед глазами плыли белые зловещие круги.
— Пятнадцать лет! — с трудом осознал он. — Пятнадцать лет, как один день! Как же так?..
Он мучительно пытался сообразить, как могло такое случиться. Мало того, что он абсолютно ничего не сделал за это время; если не считать бездну выпитого алкоголя и тьму перещупанных баб, так вдобавок еще и утратил ориентацию во времени. Не полностью, конечно; он чувствовал, что годы идут, но процесс этот протекал как бы в стороне, не затрагивая лично его. Не один раз в ускользнувшие годы Адамс пытался сесть за роман, но дальше первой строчки дело не шло. Появлялся какой-нибудь знакомый писатель, количество которых непрестанно увеличивалось, они принимали по сто грамм и несчастная первая строчка становилась последней. Трудно сказать почему, но это особенно Адамса не волновало. И вот теперь, когда ему улыбался с экрана пожилой печальный мужчина из далекого прошлого, Адамсу стало страшно.
— Я, собственно, вот по какому поводу… — продолжал Смит. — Вчера умер шеф…
Он достал платок и тоскливо высморкался.
— Шеф? Умер? — ошеломленно выдавил из себя Адамс.
— Да… шеф… Лидере, если не забыл… — на всякий случай напомнил Смит. — Ты оторвался от жизни… уже давно никто никого не хоронит, то есть сжигать-то сжигают, но как раньше было принято — провожать человека в последний путь, так этого нет… Вот я и боюсь, что сожгут его и ни одна собака не пожелает ему счастья в следующем измерении.
— А дети? — удивленно вспомнил Адамс — Он же гордился своими детьми. У него их было, если не ошибаюсь, пять или…
— Какие там дети! — обрубил Смит. — Во-первых, это теперь не принято, а во-вторых, они давно забыли и кто их отец, и чьи они дети. Я поговорил, было, с одним из сыновей, так надо мной просто посмеялись: мол, есть еще такие старые чудаки, которым делать нечего, вот они и суют свой нос во все дыры.
Смит вздохнул и развел руками.
— Постой! — вспомнил Адамс. — А почему он ушел в следующее измерение? Ведь он мог сделать редубликацию тела и еще лет сто пробыть здесь? Все так делают, а некоторые и не один раз, пока уже совсем не надоест.
— Видимо, ему хватило одного цикла.
— Подожди, подожди! — оборвал Адамс. — Ему было шестьдесят два года, когда запускали супермозг, значит, умер он в возрасте семидесяти семи лет?
— Точно так.
— Но ведь это же, как минимум, на двадцать лет меньше первого цикла. Как это могло произойти?
— Он чем-то болел, а лечиться не желал.
— Но чем он мог болеть, когда уже лет двести никаких вирусов на планете нет?
— Кажется, у него было что-то с сердцем. В таких случаях тоже надо лечиться. А он этого не делал.
Адамс покачал головой.
— А почему так неопределенно, Смит? Вы же, кажется, какое-то время были друзьями?
— Последние пять лет мы не встречались.
— Поссорились?
— Да нет, — смутился Смит, — я потерял связь со всеми старыми знакомыми по той же причине, что и ты, Адамс. Просто я очнулся чуть раньше тебя.
