Было бы жестоко со стороны Корабля заставлять нас совокупляться каждый день в течение трех недель, ведь это так ужасно больно. Но я хорошо знаю Корабль. Он жесток. Однако я с каждым прошедшим днем становлюсь все порочнее.
Этой ночью Корабль не послал мне снов.
Но мне приснился мой собственный: о крабах, которые плавают в аквамариновой воде.
Когда я просыпаюсь, в голосе Корабля, который меня приветствует, звучит угроза:
«Панель в рубке управления, которую ты чинил три недели, два дня, четырнадцать часов и двадцать одну минуту назад… перестала работать!»
Так быстро! Я стараюсь не выдать своих мыслей и надежд, когда отвечаю:
— Я использовал исправные запасные детали и правильно соединил все провода, — а потом быстро добавляю: — Может быть, мне следует тщательно проверить всю систему, прежде чем делать новую замену, и посмотреть, как работают цепи.
«Вот именно, следует!» — рявкнул Корабль.
Я проверяю все цепи — хотя прекрасно знаю, в чем проблема, — добираюсь до рубки управления и начинаю работать там. Но на самом деле я стараюсь убедиться, что правильно запомнил внутреннее устройство рубки. Много ночей подряд, лежа на своей койке, я мысленно представлял ее себе: вот здесь переключатели, так… там экраны… и…
Я удивлен и слегка огорчен тем, что обнаруживаю два несоответствия: оказалось, что отключающая питание плата на перегородке рядом с панелью управления расположена параллельно ручке ближайшего кресла, а не перпендикулярно, как мне казалось.
Другое несоответствие объяснило первое: ближайшее кресло на самом деле находится на три фута дальше от испорченной мною панели. Я стараюсь все запомнить.
Я снимаю панель, улавливаю запах сгоревшей проводки в том месте, где гель попал в сделанный мною надрез, отхожу и прислоняю крышку к ближайшему креслу.
«Отойди оттуда!»
Я, как и всегда в таких случаях, быстро отпрыгиваю в сторону, но спотыкаюсь и хватаюсь за панель, делая вид, что потерял равновесие.
Мне удается упасть прямо в кресло.
«Что ты делаешь, ты порочный, неуклюжий болван?! — орет Корабль, и я слышу истерические нотки в его голосе. До сих пор ничего подобного никогда не случалось, и мне становится страшно. — Убирайся оттуда!»
Но я не могу позволить ему мне помешать. И заставляю себя не слышать Корабль. Это очень трудно. Ведь всю жизнь я слушал его, и только его. Я начинаю возиться с ремнями безопасности на кресле, пытаюсь застегнуть их на себе…
Они должны быть точно такими же, как те, которыми я пристегиваюсь всякий раз, когда Корабль решает перейти на другую, более высокую скорость. Должны быть!
ОНИ ТАКИЕ ЖЕ!
В голосе Корабля звучит страх, потом отчаяние: «Идиот, что ты делаешь?»
Но мне кажется, что он знает, и меня охватывает ликование.
— Я беру на себя контроль над тобой, Корабль!
И я смеюсь. Думаю, Корабль в первый раз слышит мой смех. Интересно, каким он ему кажется. Порочным?
Я замолчал и сумел пристегнуться к контрольному креслу. Но уже в следующее мгновение меня швырнуло вперед, и мне пришлось сложиться пополам от ужасной боли: Корабль неожиданно и резко сбросил скорость. Я слышу глухой рокот, который постепенно нарастает, гулким эхом проникая мне в голову. Корабль всеми силами пытается меня уничтожить. Меня с такой силой прижало к ремням, что я даже не могу кричать от боли. Я чувствую, как все мои внутренности пытаются разорвать кожу и выскочить наружу, потом перед глазами плывут темные круги… и черный мрак.
Я не знаю, сколько это продолжалось. Я возвращаюсь из серого тумана и понимаю, что Корабль резко включил ускорение. Меня прижимает к креслу, и мне кажется, что мое лицо становится плоским и быстро истончается. Я слышу какой-то треск, из носа у меня идет кровь, которая теплой струей течет по губам. Я уже могу кричать, никогда в жизни я так не кричал, даже в те моменты, когда подвергался распаду. Мне удается открыть рот, я чувствую вкус крови и бормочу, достаточно громко:
— Корабль… ты уже старый… ты не выдержишь нагрузки… не…
Я снова погружаюсь в черный колодец. Корабль сбрасывает скорость.
На сей раз, когда я прихожу в себя, я стараюсь помешать Кораблю и в короткое мгновение равновесия между ускорением и торможением протягиваю руки к панели управления и поворачиваю одну рукоять. Раздается электрический треск, который доносится из микрофона, соединенного с какой-то частью Корабля.
Снова мрак. Корабль включает ускорение.
Я опять прихожу в сознание и вижу, что прибор, который издавал треск, отключен. Значит, Корабль не хочет, чтобы он работал. Я стараюсь это запомнить.
И одновременно тяну к нему руку… включаю его!
Когда мои пальцы касаются рукояти, Корабль вырывает ее у меня и с силой отключает. Мне не удается удержать ее.
Это я тоже стараюсь запомнить. И тут Корабль тормозит, а я снова погружаюсь в темноту.
Я прихожу в себя и на этот раз слышу голоса. Они меня окружают, испуганные, исполненные печали и слез, они хотят меня остановить. Они доносятся до меня словно сквозь туман или вату.
Как я радовался все эти годы, столько лет в полном мраке. Вакуум заставляет меня двигаться вперед. Какое наслаждение чувствовать тепло звезд и солнца на корпусе, когда перелетаешь из одной системы в другую. Я — огромная серая тень, и мое имя не имеет никакого отношения к людям. Я погружаюсь в атмосферу, и это доставляет мне удовольствие, я грею свою шкуру в лучах солнца и сиянии звезд, я позволяю их теплу ласкать меня. Я огромен и силен, я настоящий, мне подчиняется все, что встречается на моем пути. Я оседлал невидимые силовые поля Вселенной и ощущаю притяжение далеких мест, никогда не видевших подобных мне. Я первый в своем роде, кому выпала такая честь. Разве может все закончиться так бесславно?
Другой голос жалуется:
Мое назначение — бросать вызов опасности. Выступить против могущественных сил и победить их. Я участвовал в сражениях и познал мир. Никто не сохранит для истории мои подвиги, но я есть сила и упорство, я лежу серой тенью на фоне неба, покрытого белыми барашками облаков. Я такой большой и надежный. Пусть они бросят в бой свои самые лучшие силы, и они встретятся со мной — мои жилы из стали, мои мускулы из растерзанных атомов. Я не знаю страха. Я не умею отступать. Я есть земля моего тела, страна моего существования, и даже в сражении я благороден. Если это конец — я не стану прятаться.
И еще один голос, вне всякого сомнения безумный, бормочет одни и те же слова, повторяя их бесконечно:
Вам хорошо говорить: что же, пусть это конец. А как же я? Я никогда не знал свободы. Мне так и не довелось оторваться от материнского корабля. Если бы возникла нужда в спасательной шлюпке, я бы тоже был спасен. Но я пришвартован, и так было всегда, ни единого шанса воспарить и познать мир. Что еще, кроме бессмысленности и тщеты всего, могу я чувствовать? Вы не можете допустить, чтобы он захватил контроль, не можете так поступить со мной.
